Трепетные птички

А я задумался над тем, как должен выглядеть хаос, но ничего путного в голову мне не приходило. Между тем клубящееся марево окружило нас со всех сторон. Оно пожирало все на своем пути; деревья и кустарник, пух и перья, степная трава и болотная жижа, — все растворялось в мутной кисее. Мои зверушки и Светкины старушки, Гошины гады и Искандуровы космачи в нестерпимых муках погибали в тумане. И единственным, кого это зрелище не то что не приводило в ужас, а напротив — утешало, был Патрончик, поскольку ряды страждущих одалисок заметно поредели и продолжали убывать. Света, полтергейст Воронков и пьяный дух Искандурова смотрели на меня с надеждой, готовой смениться отчаянием.

— Сделай же что-нибудь! — взмолилась девушка.

— Ну почему опять я?! Почему полтердур Воронков три года прохлаждался в болоте и за это время только и научился, что пьяных кобелей от своей бабы фаготом отгонять?! А этот пьяный Искандурик!..

— Да такого здесь раньше не было! — выкрикнул Игорь Анатольевич.

— Ну конечно! — огрызнулся я. — Именно с моим пришествием в царстве Сатаны воцарился бардак, и ад пришел в упадок!

— Да перестаньте вы препираться! Сделайте что-нибудь! Саша, ты же мужик! — опять взмолилась девушка.

Я хотел было развести руками в ответ, но вдруг меня осенило. Я подумал, что, поскольку хаос никакой формы не имеет, то ему какую ни придай, любая сойдет. Очевидно, Света по выражению моего лица поняла, что я почти разгадал этот ребус.

— Ну же! Ну! Ну, миленький мой, давай!

Но меня словно заклинило. Знаете, как бывает с игрой в слова? Тебе говорят: «Назови любой город», и ты, вместо того чтобы сказать «Париж» или «Баковка», начинаешь судорожно повторять: «Какой бы город назвать, какой бы город назвать?!» На ум только и лезли, что грязные носки в пыли под кроватью. И вдруг я вспомнил строчки какого-то поэта, которые вычитал в письме, отобранном мною у рядового Воробушкина во время политзанятий.

Любимая, жуй, когда ешь пастернак!
А если съешь, не прожевав его,
то в недрах твоих будут хаос и мрак,
как во времена ископаемых.

И я живо представил себе степь, поросшую пастернаком и сельдереем, и скелеты динозавров, пасущиеся в ней. В то же мгновение картина, нарисованная моим воображением, материализовалась или одухотворилась, — в общем, черт его знает, как оно происходит на том свете, — главное, что пал туман и погода прояснилась. Мы оказались посреди степи, по которой среди разбросанных грязных носков бродили, пощипывая травку, экспонаты палеонтологического музея. Сверху на землю падали редкие, но огромные, белые с желтоватым оттенком и красными вкраплениями, капли. Из-за жуткого смрада хотелось выдохнуть и никогда больше не вдыхать. Но несмотря ни на что, навстречу нам во главе со Светкиной маркитанткой и моим ослом спешили наши знакомые, спасенные чудесным образом. Всех их колотила нервная дрожь от пережитого ужаса.

— Нет, только не это!!! — заорал Патрончик, на которого набросилась вырвавшаяся из рассеявшегося тумана свора одалисок, посчитавших майора лучшим средством для снятия стресса.

— Это что? — спросила Света, с удивлением озираясь по сторонам.

— Плод моего воображения, — прокомментировал я окружающую обстановку.

— Да ты ж больной! — вырвалось у Воронкова.

— Может, предложишь что-нибудь получше? — съязвил я.

— Нет-нет, — замахал он руками.

— А зачем ты придумал такую вонь? — поморщилась девушка.

— Наверно, это пахнет носками, — пожал я плечами.

— А где же небо?! — вдруг спросил пьяный дух Искандурова.

Мы задрали головы и вместо небосклона увидели склизкие своды с наростами жира.

— Да мы ж в тоннели, — пробормотал полтергейст Воронков.

И действительно, склизкие жирные своды, соприкасаясь со степью не со всех, а лишь с двух противоположных сторон, вместо линии горизонта образовывали две параллельные линии, которые впереди и позади устремлялись в бесконечность, и там и там сливаясь в точки.

— Все ж это лучше, чем тот туман непролазный, — высказался я, наблюдая за скелетами динозавров, пасшихся невдалеке. Это было смехотворное зрелище, поскольку листочки и травинки, которые они пощипывали, тут же высыпались на землю между их челюстными костями.

— А где же наши колодцы?! — вдруг громко спросил полтергейст Воронков.

— Да, правда, где они?! — откликнулась Света.

— Не знаю, — проговорил я, оглядываясь вокруг.

— Ну, сосед, ты и учудил! — с досадой произнес Гоша.

— А это еще что там маячит? — дурашливо спросил пьяный дух Искандурова.

Мы обернулись и увидели какую-то черную точку, двигавшуюся в нашу сторону из конца тоннеля.

— Фу, какая мерзость! — вдруг послышался голос Патрончика, продолжавшего вести активную половую жизнь.