Трещина

Наконец всё утихло в избе. Раздайбеда перестал расхаживать из угла в угол, Потата закончил начищать свои побрякушки и натачивать тесак. Выждав ещё час, а то и больше, Бирюк отодвинул доски в полу и открыл лаз. Оттуда повеяло затхлым болотным духом. Склонившись над отверстием, Бирюк пошуровал рукой в углублении слева. Здесь в сухом мху было всё необходимое сейчас: кремень и огниво, лучины. Спустившись в подпол, Бирюк зажёг одну из лучин и пополз наружу. Сначала было сухо, потом локти погрузились в болотную жижу, и пришлось почти плыть в холодной грязи. Больше всего Бирюк опасался намочить кремень и огниво. Если лаз полностью затопило… Что тогда? Выплыть-то он выплывет, а дальше что?

Выбравшись наружу за сараем, Бирюк прислонился к тыну и отдышался. От свежего воздуха заныли осколки зубов. Засопев, Бирюк поднялся, направился к дому и подпёр дверь нарочно припасённым для такого дела батогом. Стараясь передвигаться тихо, Бирюк закрыл окно ставнями и запер их накрепко, прислонил батожки — не выбьешь. Внутри завозились, но это было уже нестрашно. Бирюк поднял кремень и огниво, подпалил избу со всех четырёх сторон и отошёл в сторону.

Дрова занялись, огонь перекинулся на брёвна стен. Дом заполыхал так, что его даже ливень нескоро сумел бы потушить. Но какой же ливень при тумане? Бирюк усмехнулся. Больно уже не было.

Он пополз лазом обратно в закут. Снова сев на кадку с огурцами, Бирюк вдруг понял, что осталось одно слабое место в его задумке. Всё могло пойти прахом из-за маленького недосмотра. Хорошо, что в ухоронке были запасные кремень и огниво. Достав их, Бирюк поджёг угол закута. Разгорится пламя — и никто, никто уже не сможет выбраться из дому даже через лаз.

В избе заметались, забились в дверь, в окно. Раздайбеда что-то приказывал громким голосом, но никто его не слушал из-за визга Кутейки. Дверь закута распахнулась, из дыма показалась голова Раздайбеды:

— Вылезай! Быстро!

Бирюк неторопливо вышел, прикрыл за собой дверь. Куда спешить? Его схватили за рубаху — ткань затрещала — и выволокли к столу, к свету лучины.

— Кто это сделал?

— Откуда ж мне знать? — пожал плечами Бирюк. — Мне не докладывали.

Посмотрев на его грязную одежду, Раздайбеда глухо застонал.

— Наколдуй что-нибудь! — закричал Кутейка. — Затуши огонь!

— Я ведь говорил: над людьми только колдую.

— Что, совсем ничего сделать не можешь? — жёстко спросил Раздайбеда.

— Отчего ж не могу? Могу.

— Ну так делай! — закричал Засоня.

— Ого! Если кричит Засоня — совсем дело худо.

Бирюк поставил на стол глиняный горшок, в котором утром была каша, и стал сыпать туда травы, корешки. Он бормотал что-то себе под нос, но и сам не понимал значения слов. Затверженные наизусть, они легко срывались с языка и словно тоже падали в горшок. Гости заворожённо смотрели. Сквозь щели в ставнях падали на лица багровые отсветы. За стеной трещал огонь, пожирая стены избы, обложенные жаркими берёзовыми дровами.

Помешивая ложкой месиво, Бирюк осмотрелся.

— Знаете, я хочу вас обрадовать.

Все встрепенулись.

— Да-да. Всё будет хорошо. Я ждал вас долго. Почти год. Думал, не придёте. Да я и счастлив был бы, если бы вы не пришли. Но вы пришли.

— О чём ты? — сорванным голосом спросил Раздайбеда.

— Если бы вы не пришли, мне бы не пришлось делать то, что я сейчас делаю.

— Что?

— Я палач. Я никогда не выносил приговор — я всегда только исполнял.

— А Долоней?

— Да. Когда я увидел, что люди могут жить не так, как мы, по-другому, без крови и насилия, я поклялся, что не допущу… Да что говорить! Мы испорчены, мы не можем быть такими, как жители Заболотья. Я хочу, чтобы они оставались другими.

— Это ты поджёг! — догадался Кутейка. — У тебя и рубаха вся в грязи…

— Гляди-ка! — удивился Бирюк. — Малец-то соображает.

Кутейка и Засоня бросились к закуту.

— Не торопитесь так, — только и успел сказать Бирюк. Засоня распахнул дверь закута, оттуда полыхнуло огнём, и Засоня захлопнул дверь. Прислонившись к ней, он затрясся от бессилия и заплакал.

— Ну убьёшь ты нас, ну и что? — спросил Раздайбеда, стараясь казаться спокойным. — Придут другие.

— Вот я сейчас и сделаю так, чтобы не пришли. У земли нашей тоже трещина есть. Как раз по этому болоту проходит. И сейчас я расколю землю напополам. А вы мне поможете.

— Мы — тебе?

— Да-да. Я же говорил: в любом деле струмент подходящий нужен. Мы с вами как топор и топорище — одно без другого не работает. А травки эти — клинышки, которыми обух распирают, чтобы железо не слетело с топорища.

— А-а-а!!! — чернобородый Потата воткнул нож в живот Бирюку. — Умри, собака!

Бирюк широко ухмыльнулся перед смертью:

— Молодец, парень. То, что надо.

Навалился жар, не давая продохнуть. Дым ел глаза. Пот стекал по лицам людей крупными каплями. Стены истончились и покраснели, словно стали просвечивать, совсем не тая за собой бушующее пламя. Они постанывали от давления огня — вот-вот поддадутся, и рухнет крыша, хороня под собой людей — живых и мёртвого.

Засоня глухо выл возле двери закута, Кутейка с визгом колотился в ставни. Сияющий побрякушками Потата разбил горшок и топтал сапогами месиво, рассыпанное по полу.