Трещина

— Тише, тише, молодой человек, — замахал руками профессор, делая незаметный знак сопровождающим его мужчинам. Те набычились, словно приготовились к прыжку. — Я очень рад, что вы все понимаете, и поэтому играть в кошки-мышки с вами не собираюсь. Я буду откровенен. Действительно, вы находитесь в психиатрической клинике. Ну, сами посудите, вас застали в необычном виде в толпе прохожих за очень, надо заметить, странным занятием. Речи ваши отнюдь не свидетельствовали о здравии вашего рассудка. И кроме того, вы хронический алка… ну, одним словом, любитель выпить. Как же прикажете понимать ваши действия? Вас вполне справедливо препроводили сюда, и я, профессор Скворешников, обязан освидетельствовать вас. Если вы здоровы, — а я в этом нисколько не сомневаюсь, — то никто вас здесь держать не станет, если же у вас, не дай Бог, найдут некоторые отклонения в психике, то вам придется ненадолго — я повторяю, ненадолго! — задержаться здесь. Ну и что в этом страшного? Что вы все так боитесь нашего заведения?.. Кстати, в Чили вы где останавливались? В Сантьяго?

— Да не был я в Чили! — зарычал Мухин.

— А с Пиночетом вы где познакомились? — быстро спросил профессор, заглядывая в глаза пациенту.

— Да не было никакого Пиночета! Это я так, для сравнения…

— Ну, хорошо, хорошо, успокойтесь. Расскажите-ка нам все по порядку, что с вами произошло… Да, чуть не забыл. Сделаем вам сначала укольчик, а потом и послушаем.

— Это еще зачем? — насторожился Мухин.

— Надо, голубчик, надо, — успокаивал его профессор. — Всем делают, и вам положено. Это от нервов, успокойтесь. Видите, я с вами откровенен. Леночка, вы готовы?

— Готова, Валерий Афанасьевич, — ответила миниатюрная медсестра и, покраснев, быстро провела необходимую процедуру.

— Ну вот и ладушки, — радостно замурлыкал профессор, потирая руки и садясь на кровать рядом с Мухиным. — А теперь мы вас слушаем.

Мухин, морщась от боли и поглаживая место укола, начал рассказ. Опуская некоторые, на его взгляд, неприличные подробности, он поведал профессору Скворешникову и его подопечным свою историю. Профессор с интересом слушал рассказчика и не перебивал его, лишь изредка кивая головой. Его глаза излучали доброту и понимание. Воодушевленный вниманием со стороны медицины, Мухин несколько успокоился и закончил свой рассказ с полной уверенностью в том, что профессор сейчас извинится перед ним за ошибку и милостиво распахнет двери своей богадельни с предложением покинуть ее и больше никогда сюда не возвращаться. Настороженность исчезла, настроение улучшилось.

— А что, молодой человек, — вдруг спросил Скворешников, когда Мухин закончил свой рассказ, — Пиночет в генеральском мундире был или как обычно?

Мухин весь затрясся и побледнел.

— Профессор, — глухо произнес он, — я много наслышан про приемчики, которые врачи используют в психбольницах при лечении несчастных больных, и про их нелепые вопросы, которыми пытаются сбить с толку любого и каждого. А что касается вас, профессор, то вам самому, мне кажется, нужно лечиться, так как в каждом здоровом человеке вы заранее видите психа.

— А вы знаете, Мухин, — устало произнес профессор, — вы правы. С вами тут действительно свихнешься. Такого иногда понаслушаешься, что волосы дыбом становятся. Так что я, если б только можно было, с большим удовольствием поменялся бы с вами местами.

— Зато я в вашу шкуру ни за что б не влез, — зло проговорил Мухин, сжимая кулаки. — Сейчас же выпустите меня отсюда, а то…

— Леночка… — обратился профессор к медсестре. В ту же минуту два здоровенных санитара скрутили руки бедному Мухину, а Леночка с непостижимой проворностью вторично продемонстрировала свою способность делать уколы. Мухин заскрипел зубами от злости.

— Это снотворное, — спокойно сказал профессор. — Сейчас вы успокоитесь и уснете. А пока вы еще не спите, я вот что скажу. Вопрос стоит очень серьезно. Я не шучу, и если задаю каверзные на первый взгляд вопросы, то имею на то все основания. Вы знаете, — очки Скворешникова заблестели безумным огнем, а голос сорвался на громкий шепот, — что чилийский диктатор Пиночет неделю назад высадился в Крыму с недобитыми корниловцами и грозится всех в порошок стереть?

— У-у-у! — завыл Мухин и обхватил голову руками.

— Приятных вам сновидений, — профессор порывисто встал и, сопровождаемый свитой, быстро вышел.

Снотворное подействовало, и Мухин, упав на подушку, провалился в небытие.

И приснился ему странный сон. Идет будто бы он по крымской прерии и нагоняет его рыжий Пиночет на белом коне, а в руках у него нагайка.

«Всех в порошок сотру!» — орет он по-русски, но с явным чилийским акцентом. И видит Мухин, что штанов на нем нет, а на плечи накинут генеральский китель. Поперек седла болтается профессор Скворешников в тюремной робе и визжит: «Я же предупреждал, что дело серьезное. Я же говорил!»

Тут к Пиночету подлетает группа всадников с обезьяньими мордами и в традиционном одеянии кубанских казаков. «Корниловцы!» — с трепетом думает Мухин.

«Шашки наголо!» — орет рыжий, и лес взметнувшихся ввысь шашек ослепляет Мухина.