– Помнишь, я рассказывала, как мы разбились? Как меня и папу доставили в реанимацию, как он умер на операционном столе, а я долгое время лежала без сознания, и врачи спорили, очнусь я когда-нибудь или нет? Я провела там полтора месяца, прикованная к больничной койке. Мне принесли вещи, которые были при мне – какие-то тряпки, предметы личной гигиены, документы, и старенький планшет… Был сильный удар, машина несколько раз перевернулась, вещи летали по салону туда-сюда… И он разбился, его экран покрыла сеть причудливых трещин. Конечно, он работал, как прежде, а мне большего и не было нужно, но… Каждый день я смотрела на эти трещины… читая книгу, слова которые искажались, пропадали и прерывались. Разглядывая искажённые, разбитые лица людей, смотря на побитые и разломанные пейзажи на фото…
Потом начались кошмары. В одних я была заперта в комнате, где были огромные окна, сплошь усеянные трещинами – и за этими окнами творились бесчинства и ужасы – люди рушили здания, убивали друг друга, разводили огромные костры… В других кошмарах я с ужасом наблюдала, как мощное, надёжное стекло, уберегающее меня от толщи воды в затонувшем судне, начинает покрываться трещинами. Порой мне снилось, как моё тело разлеталось на осколки, иногда – будто я снова лежу в нашей машине, задыхаюсь от дыма и запаха бензина и пытаюсь выбить стекло – а оно только трескается, и никак не поддаётся…
Самыми страшными были те, где я подходила к зеркалу, а моё отражение вдруг начинало жить своей жизнью и, разбивая в кровь кулаки, пыталось пробиться ко мне.
Я чувствовала, как распадаюсь на части. Словно с каждым новым днём эти трещины ползут по мне наяву, и в один прекрасный день я подойду к зеркалу – и не узнаю себя, лопну, рассыплюсь на множество крохотных осколков.
А потом я встретила тебя. Вот так наивно, глупо, как в сопливых мелодрамах и историях для домохозяек. И я стала спокойно спать по ночам, зная, что ты рядом, и что ты всегда защитишь меня от ночных кошмаров.
– Почему же ты ушла? – задал вопрос я, допивая кофе и стараясь не всматриваться в тот тёмный силуэт, что пробивался с той стороны зеркала. Зная о смысле этой татуировки, мне вдруг открылся весь ужас, что она внушала.
– Прости меня. Мне… Я не должна была уходить просто так. Я бы хотела рассказать о том, как меня повысили, и я должна была расстаться со всеми знакомыми, чтобы быть ни к чему не привязанной или мне прислали твоё имя, а я отказалась выполнять этот контракт… Или о том, как я случайно открыла документы из отдела планирований, и я увидела цепочку событий, что свела нас, и чью-то ошибку, по которой мы тогда отправились забирать те души с взрыва. Нет.
Я пыталась убежать от себя. Убежать от этой чёртовой работы, от выматывающей хватки этих проклятых перчаток и заказов, после которых хочется напиться и никогда о них не вспоминать. А потом я поняла, что, как ни беги, а часть меня осталась здесь.
Я присел рядом, неловко обнял её и притянул к себе. Саша положила голову мне на плечо и затихла.
– Что же мы теперь будем делать?
– То же, что и раньше. Я буду собирать души, ежедневно видеть умирающих людей, наблюдать их жестокость и безразличие… а потом приходить домой и подолгу молчать, погружённая в какие-то жуткие мысли. А ты станешь рассказывать всякие истории о небывалых чудесах и волшебных мирах, которые можешь придумать только ты… Подобно тем сказкам, что ты сочинял для меня, убаюкивая каждую ночь.
– Без тебя мои истории стали только мрачнее. Но у меня найдётся, что тебе рассказать.
Luminous
Точная скорость света – 299 792 458 метров в секунду, но в книгах и учебниках её часто округляют до 300 тысяч километров. Вполне обоснованно – мало кто запомнит и такую цифру, ведь столько есть паролей к социальным сетям, которые надо хранить в памяти! Ничто во Вселенной кроме света не способно двигаться быстрее, даже при помощи бородатых дядей с профессорскими степенями и большого адронного коллайдера.
Помнится, давным-давно, в беззаботном детстве, когда деревья казались выше, конфеты вкуснее, а подзатыльники, выписываемые жизнью – куда мягче, я задержался на улице допоздна, ровно до того времени, как на небосводе зажглись мириады звёзд. Будучи маленьким мальчиком с безудержной тягой к знаниям, я пытался ухватить всю суть небесного узора, замысел могучего Творца, что не просто щедрой жменью рассыпал сверкающие огни по простору небесной вуали, а с особым тщанием определил для каждой из них своё место, породив при этом почву для споров и открытий. Ведь не думаете вы, что бородатые дяди с профессорскими сте… Ах, простите! – в ту пору ещё не было профессорских степеней! И мудрые старцы в остроконечных колпаках вряд ли пришли к консенсусу в ту же минуту, стоило одному из них произнести – «а давайте-ка назовём мммм… вот эти тридцать звёзд «Canes Venaciti», или «Гончими Псами»?