Трещины и гвозди

Лайл вспыхивает, но горит уже один – горит в пустоте, не зная, что лучше: потухнуть или сгореть дотла так, чтобы больше не жгло. Он так злится на себя – за свои нелепые попытки одернуть ее, привести в чувство, когда ей этого не нужно. Тем более, когда он сам привел ее к этому – подвел к обрыву и столкнул с него, закрыв глаза, чтобы не видеть последствий. Так он сделал. А теперь последствия маячат у него перед глазами, царапают, дерут кожу, и отчего-то он не чувствует себя победителем. Только жертвой. Ощущает, как вновь и вновь Адрия прокатывается по его эго, чтобы восстановить, нарастить собственное. А он снова и снова плетется за ней, как безродный пес, надеясь в глубине души, что его простили.

Мартину не нравится новая Адрия – не нравится эта рваная линия шорт, черные вызывающие круги под глазами и манера разговаривать с высоты всех предрассудков. Ее сумасшествие могло бы очаровывать, если бы не пугало. А его пугает Адрия – пугает, как далеко она готова зайти, чтобы заполнить черную дыру внутри. И Мартин не знает, что делать, потому что в этой черной дыре он пропадет. Потому что у него нет ни сил, ни воли, ни желания отстраниться, остановиться, когда она вновь призовет его, чтобы выгрызть внутри что-то живое. Он придет. Как пришел в грязном переулке, как пришел после. Только она решит, когда это случится. Мартин больше ничего не решает и знает это.

Теперь он только воспринимает.

Мартин слышит, как приближается Чарли, замечает, как друг провожает Роудс взглядом:

– Теперь понятно, чего ты с ней таскался. Она же совсем отбитая.

Мартин молчит. Минуту, две, три, тупо пялясь в пустоту. А Чарли, не получив должной реакции, присасывается к бутылке пива и собирается было уйти. Но потом красно-синие огни озаряют подъездную дорожку у дома. Чарли подскакивает с ужасом в глазах и вскрикивает: «Твою мать, копы!»

И в черную дыру летят уже они все.

Глава 37

Все идет так хорошо, что сложно представить лучше. Или хуже, если сменить ракурс и посмотреть с той высоты, с которой придется рухнуть.

Когда вой полицейской сирены перебивает музыку, а красно-синие огни жадно облизывают стекла в гостиной Мартина Лайла, Адрия цепенеет. От паники по спине ползут мурашки. После знойных танцев на заднем дворе футболка еще липнет к коже, тело пульсирует от переполняющей энергии, только вся эта энергия вмиг обращается против самой Адрии – еще не успокоившееся сердце вновь берет разгон, теперь отбивая тревожный ритм.

Адрия не сделала ничего противозаконного, почти, но никогда красно-синие огни не сулили ничего хорошего. И если в прошлый раз на их фоне Адрии удалось провалиться в адреналиновый приход, то сейчас она не ощущает ничего подобного – только замешательство, как у многих в доме.

Еще десяток ребят рядом с ней так же застывают на месте, встревоженно оглядываясь по сторонам с немым вопросом в глазах: «Что случилось?» Только самые удалые и понимающие живо срываются с места, бросаясь к задней двери. Звучное «копы!» раздается эхом по комнатам, обрывая музыку на полуслове и поднимая в спертом воздухе, пропитанном перегаром, тревогу. Панику.

Адрия хмурится, но не шевелится, замирая со стаканчиком паршивого пойла на диване, на котором долгие месяцы назад оказалась совсем в других обстоятельствах. Тогда эта гостиная выглядела совсем по-другому. Сейчас кто-то разлил на полу пиво, кто-то разбил рамку, а кого-то, кажется, вот-вот стошнит у самой кухни. Адрия чувствует, как и к ней подкатывает тошнота – происходящее не нравится ей, и такой выверенный, отчаянный кураж рушится, стоит копам объявиться на пороге дома Лайла.

Адрия думает, что с такими, как Мартин Лайл, у копов нет проблем. Даже если они издеваются над одноклассниками, бьют витрины бара в ночи или устраивают шумные вечеринки в центре района с ухоженными кукольными домиками. И максимум, что ждет таких, как Лайл, – предупреждение и миролюбивая просьба сделать музыку тише. За этим ведь приехала полиция?

Адрия сомневается.

Когда гул испуганных голосов становится громче, а несколько полицейских врываются в дом, Адри затравленно разглядывает чернильно-темную форму, сверкающие значки на поясе, суровые взгляды, бегло изучающие дом и старшеклассников, пьяных и смущенных, выжидающих и напуганных. Сердце пропускает несколько ударов, пока один из копов задерживает взгляд на Роудс, прежде чем переключиться на остальных. Она не может объяснить себе этого внезапного страха, ведь пять минут назад буквально была на вершине мира. Но все показное веселье с ядовитыми намеками быстро осыпается к ногам, остается осколками на полу гостиной, по которой прохаживаются полицейские, внимательно вглядываясь в лица.

«Всем оставаться на своих местах» – звучит грубо, не в меру жестко для простой тусовки школьников, и Адри непонимающе вертит головой, как два десятка таких же болванчиков – ребят из параллели, из младших классов, каких-то гостей, которые забрели на праздник жизни случайно или за бесплатной выпивкой. Обычная публика, обычная вечеринка в честь начала учебного года с необычным продолжением.