Трещины и гвозди

– Адрия, к тебе пришли. Мы можем начать, – голос детектива Тернера звучит так знакомо, будто Роудс знает его не несколько часов, а уже много лет. Будто она уже оказывалась в этой комнате не один раз, и каждый раз этот голос звучал одинаково – сухо, звонко, с неуловимыми нотками издевки. Или ей кажется?

Адрия поднимает голову и замечает в дверях свою тетю. Что-то еле живое внутри шевелится, противясь увиденному, – лучше бы не она, лучше бы не с ней. Аманда не заслуживает того, чтобы ее вырывали в полицейский участок в три часа ночи, заявляя, что она не справилась с племянницей.

Адрия знает, что она пыталась.

Просто все не так просто. Просто то, что Адрия приняла за спасение, оказалось ее погибелью, но как это объяснить?

– Аманда, – в голосе Адри сквозит стыд, и она не пытается его скрыть. Она не может сказать ничего больше и только глотает вновь накатившие слезы.

Тетя медлит в дверях, и Адрия сразу узнает эту медлительность – антидепрессанты, смешанные с успокоительными. Не лучшая кондиция, в которой можно оказаться в полицейском участке по делу о наркотиках. Это тоже иронично.

Аманда занимает место рядом с племянницей, и Адрия больше не решается смотреть на тетю – видеть, как та измучена последними месяцами, как вымотана своими проблемами и накатывающей депрессией. И как необходимость быть в этой комнате выматывает ее еще больше.

«Я не виновата», – хочет произнести Адрия, но знает, что поверить будет непросто. После всех побегов, всех слез, после Кентукки и переделок, в которые попадала Адрия, она сама сомневается в собственной невиновности. В конце концов, сколько бы еще времени свободного падения вниз ей бы понадобилось, чтобы прийти к тому, в чем ее обвиняют сегодня?

Адри не хочет этого знать. Она едва обращает внимание на детектива, который раскладывает на столе бумаги и произносит:

– Итак, Адрия. Сверток с таблетками в сумке и богатая история нарушений в школьном досье – недурно. Начнем?

Начнем.

Но на самом деле все начинается уже давно. Лет в девять. Когда Адрия впервые набирается смелости, чтобы дать сдачи школьному хулигану, и с такой злостью пинает его стул, что не рассчитывает силы, – мальчишка буквально переворачивается, приложившись головой о парту. Тогда ее впервые называют дикой, и тогда ее впервые отказываются выслушать. Но именно тогда в глазах остальных Адрия становится угрозой – потенциально опасным элементом, который привлекает внимание, но которого стоит опасаться.

От всех опасных элементов рано или поздно стоит избавиться. И от нее избавляются.

Адрия не оборачивается к Аманде, не смотрит на детектива, только утопает глубже в чернильном нечто, впиваясь ногтями в тонкую кожу ладоней так сильно, чтобы в коем-то веке не отвлечь себя физической болью от боли внутренней, а просто почувствовать боль. Потому что внутри так пусто и холодно, что Адрии ужасно страшно. Страшно, что она не сможет сказать ничего в свое оправдание, потому что многое уже сказали другие. Другие, среди которых она никогда не станет своей, для которых она всегда будет диковинной штучкой – испорченной игрушкой с целой россыпью ярлыков, за которые так удобно дергать.

Шлюха.

Дочь уголовников.

Чокнутая.

Дикая.

Преступница.

Адрия Роудс чужая, и как чужую ее изгоняют прочь, чтобы она никогда больше не смогла почувствовать себя уверенной, будто она сможет выжить без остальных. Не сможет, если они все вместе выступят против. И когда это происходит, Адрия знает, что не справится со всеми. Становится не особо важным, кто именно подкинул в ее сумку пакет, Адрия догадывается, но это не имеет смысла – смысл имеет лишь то, что, как единый живой организм, они все приняли одно решение. Решение уничтожить ее. И, слушая детектива Тернера, Адрия искренне верит, что у них получится.

Глава 39

Тенью петляя по коридорам полицейского участка вслед за Амандой, Адрия молчит. Знает, что должна сказать что-то, но все, что смогла, она крайне скупо и неубедительно уже рассказала на допросе. Потом она долго слушала, как Аманда тихо рассказывала о том, кто воспитывает юную Роудс, и как детектив спрашивал, как так вышло, что семнадцатилетняя девчонка отбилась от рук вместе с пакетом запрещенных веществ в сумке. Он не то чтобы особо удивлен – яблоко от яблони ведь не далеко падает, а яблоня Роудсов червивая от самых корней.

«Вы были в курсе, что у Адрии проблемы?» – спрашивает детектив, и Адрия окатывает его ледяным взглядом.

Был ли хоть кто-то не в курсе, что у нее проблемы? Ведь у таких, как Адрия, проблемы – обязательная часть жизненного сценария. «Чего еще было ожидать?» – вновь иронично и с холодной отрешенностью думает она, прямо посреди разговора замолкая и на все дальнейшие вопросы отвечая лишь «да», «нет», «наверное».

Вырываясь из полицейского участка в свежую прохладу улицы, Адри глубоко, но тихо вздыхает, боясь потревожить сосредоточенное молчание тети своим присутствием. Следуя за Амандой к машине, она мечтает только о том, чтобы пропасть. Не садиться внутрь, не говорить больше ничего, чтобы ее больше не видели.