Трещины и гвозди

Адрия только крепче поджимает губы, не позволяя словам, нервным и судорожным, сорваться с них, а затем садится на место. Лишь на следующих уроках ей удается отсидеться в углу класса, не привлекая к себе лишнего внимания, и только когда звенит звонок с последнего урока, Роудс выдыхает с облегчением.

После звонка, утыкаясь в учебники лицом, Адри несколько минут лежит на парте. Класс пустеет, ее одноклассники разбредаются по своим делам. У Адрии нет дел – у нее пустой дом, в котором нечего делать без света, и полное непонимание того, как это разрешить. И стоит ли. Возможно, Аманда уже приехала с работы и со всем разобралась. А может быть, она взяла еще одну смену, как делает последнее время, перебиваясь несколькими часами сна в подсобке бара.

В любом случае Адрию не тянет домой.

Собрав учебники, она быстро от них избавляется – в шкафчике окажутся похоронены все знания, к которым Роудс едва ли проявляет интерес. Зато там же, среди хлама и старых тетрадей, она с радостью обнаруживает спортивную форму, понимая, чем займется в следующую пару часов.

На стадионе одиночество не ощущается так явственно, не забирается под кожу, не покрывает Адрию налетом ненормальности и отчужденности. Ведь это нормально – быть на стадионе одной. Она прикрывает глаза, чувствуя, как послеполуденное солнце, уже не такое яростное, как с утра, греет кожу, успокаивает ее, насыщая теплом после холодной, промозглой ночи. С ночи погода разительно изменилась – гроза ушла, оставляя лишь неглубокие лужи и едва ощутимую в воздухе влажность. Яростное ненастье сменилось затишьем.

У стартовой линии Адрия потягивается, чтобы растянуть мышцы перед бегом. Бег – ее лекарство, успокоительное. Ей нужно разогреть мышцы до жжения, насытить тело жизнью, бежать, чтобы заглушить в голове гул сегодняшнего дня и вчерашней ночи, гул всего того, из чего состоит ее жизнь. Из череды неудач в учебе, требований окружающих, бушующей непогоды. Из собачьего скулежа в самой глубине грудной клетки.

Адрия вставляет наушники и выкручивает громкость почти на максимум. Альтернативный рок заполняет тишину и все пробелы в мыслях, придает ей уверенности. Резиновая крошка беговой дорожки приятно похрустывает под ногами. Занимая стартовую позицию, Адрия срывается с места после воображаемой команды и набирает скорость, забывая про реальный мир и его незримые, но такие ощутимые проблемы.

Во время бега не ощущается ничего, кроме горящих мышц, тепла и напряжения, в котором медленно тлеет все остальное.

И когда через сорок минут солнце тускнеет, закатываясь за горизонт и насыщаясь огненно-красным, Адри все еще бежит.

Мышцы приятно горят, слова в музыке сливаются в неразличимый фон, в котором главенствует один лейтмотив – не останавливайся. Роудс не останавливается, круг за кругом наматывая километры и лишь украдкой обращая внимание на случайные фигуры, мелькающие на горизонте. Вот уборщик выискивает на трибунах мусор. Вот тренер футбольной команды с одиноким игроком отрабатывает бросок. Вот еще одна фигура мельтешит на старте беговой дорожки, оглядываясь.

Приблизившись, Адрия узнает эту фигуру, как узнает щемящее чувство в своей груди – предчувствие дурного.

Она отводит взгляд, пробегая мимо Мартина Лайла на старте. Не останавливаясь, Роудс бежит вперед, но на новом круге парень стартует вместе с ней и быстро подстраивается под ее темп.

Они пересекались на стадионе и раньше, когда в минуты душевного отчаяния Адрия приходила на дорожку убежать от себя самой, но никогда внимание Мартина не было таким навязчивым. Таким… раздражающим?

Обычно хватало пары колких комментариев, чтобы с мрачной сосредоточенностью игнорировать друг друга дальше.

Но сейчас он бежит рядом, и ухмылка на его лице вынуждает Адрию вытащить наушник.

– Ты преследуешь меня? – спрашивает она в лоб, косясь на Лайла в алых лучах заходящего солнца.

– У меня тренировка, – парень хмыкает, не сбавляя темпа. – Можешь посмотреть расписание в коридоре стадиона, время для атлетов. Не все для тебя, Роудс.

Адрия не обращает внимания на издевку, но отводит взгляд.

– И где же твой тренер? Где остальные?

– А тебе все докажи, да?

Мартин улыбается своей белозубой улыбкой.

Адрия тоже скалит зубы, но не в улыбке, а в напряженной гримасе. Лучше бы он не трогал ее и не портил и без того не самый удачный день. Но гордость не допускает молчания, зато допускает режущую, беспощадную честность:

– Такие, как ты, не внушают доверия. Только разрушают.

Брови Лайла на секунду-другую ползут вверх, но он проглатывает укор молча, набирая скорость и вырываясь вперед. Адрия расслабляется, уверенная, что отделалась от Мартина, но, пробежав пару метров, он оборачивается к ней.

– Эй, Роудс, кто кого? Спорим, я сделаю тебя за один круг?

Адрия судорожно выдыхает, сбиваясь с ритма. Скрип зубов, кажется, слышен самому Лайлу, да Адри и не скрывает своего раздражения.

Он подначивает, кривя рот:

– Или боишься проиграть?

Роудс распаляется, громко фыркая:

– Еще чего. Два круга.

– Заметано.

– Если приду первой, не заговоришь со мной до конца года.