Трещины на льду (СИ)

За весь вечер Волдеморт ни разу не глянул в сторону Андромеды, и она против воли ощутила, как ее переполняют обида и досада — словно ее лишали чего-то важного, словно каждый взгляд пронзительных темных глаз что-то для нее значил. Так ли это было на самом деле? Андромеда готова была во все горло кричать «нет» — она была уверена, что просто-напросто попалась на какую-то хитрую уловку, и только поэтому чувствовала себя обделенной и потерянной.

«Семейный праздник? Ха-ха-ха, как бы не так!»

Писала Андромеда в очередном послании, улучив момент, когда после чаепития все разбрелись по гостиным. Письма Теду странным образом успокаивали ее, хотя она и не могла рассказать ему о тех странных чувствах, что переполняли ее, мешая мыслить благоразумно и трезво.

«Я уже и не помню, когда мы в последний раз собирались на Рождество узким семейным кругом, Тед. В этот раз пришел даже сам-знаешь-кто, как будто и без него тут мало проблем. Беллатрикс разругалась с родителями — они решили, что она должна обручиться с Рудольфусом, а иначе они выжгут ее имя с семейного древа. Эта угроза — старая добрая традиция, которая очень хорошо работает на нас еще с детства. Впрочем, иногда мне кажется, что я готова нарочно сделать что-нибудь эдакое, чтобы проверить — выжгут или нет? Как ты понимаешь, варианта два: или это блеф, или мои родители такие же закостенелые, как наши предки. И я в равной степени готова поверить и в то, и в другое. Вопрос только в том, что бы мне такое провернуть в экспериментальных целях? Подскажи, Тед! И да, я готова вырваться в субботу на сказочную зимнюю прогулку, ты только не написал, где именно хочешь ее устроить. Жду ответа. Меда».

Запечатав письмо в конверт, Андромеда бросила короткий взгляд на клетку и обнаружила, что Шелы — ее совы — там нет. Быстро вспомнив, что сама же днем и выпустила птицу полетать, Андромеда прикинула, что сейчас та могла отсиживаться в совятне, как это всегда бывало, если окно в комнату долгое время оставалось закрытым.

Накинув теплую мантию и спрятав письмо во внутренний карман, Андромеда вышла из своей комнаты. Сразу с нескольких сторон доносились голоса — женские, мужские, жизнерадостные и увлеченные. Андромеда облегченно выдохнула — никому не было до нее дела, все были слишком заняты праздником, хоть из дому беги, никто не заметит. Спустившись в холл, она замерла на последней ступеньке, еще раз прислушалась, осмотрелась и, окончательно осмелев, зашагала к двери. Она уже положила пальцы на холодную медную ручку, как вдруг что-то неуловимое заставило ее замереть на месте.

— Хочешь сбежать? — тихий голос обрушился на Андромеду водопадом из мурашек — от затылка до самых пят.

Закусив губу, она отпустила ручку и медленно развернулась.

Волдеморт неумолимо приближался к ней. Черт разберет, откуда он здесь взялся и как сумел остаться незамеченным — Андромеда была совершенно уверена, что в холле никого не было. Разве что… Додумать она не успела. Он подошел слишком близко, и из ее головы вылетели все мысли, а в легких закончился воздух.

— Так что? — он склонил голову набок, изучая ее лицо, как и в тот вечер, перебегая взглядом от глаз к губам, от губ к глазам.

Андромеда прижалась спиной к тяжелой входной двери — ноги дрожали, и она испугалась, что просто рухнет на пол, если не найдет точку опоры.

— Я хотела выйти на улицу… Подышать свежим воздухом, — почти шепотом ответила она.

— Это ложь, — почти мягко возразил Волдеморт. — Чуть позже я научу тебя говорить мне правду. Не сейчас…

— Разве я вам не безразлична? — спросила Андромеда и запоздало подумала о том, что лучше уж отрезать себе язык, чем задавать подобные вопросы лорду Волдеморту.

Он усмехнулся и сделал еще один шаг к ней. Их разделяли какие-то несчастные пятнадцать дюймов, Андромеда отчетливо слышала запах огневиски, смешанный с ароматом мужского парфюма. Терпкого, приятного, кружащего голову.

— Я не испытываю тех, кто мне безразличен, — он вдруг перестал смотреть ей в лицо, подняв голову вверх. Андромеда, не задумываясь, последовала его примеру и увидела, что над их головой распустилась пышным цветом омела. В ушах зашумело, щекам стало горячо.

Андромеда все еще гипнотизировала взглядом веточки омелы с мелкими белыми цветами, когда по ее шее скользнули прохладные пальцы. Аккуратно, почти деликатно лаская чувствительную кожу, они уверенным движением обвели линию ее подбородка, убрали пряди, упавшие на лоб, коснулись губ… Андромеда с гулко колотящимся сердцем закрыла глаза, затем снова распахнула их: лицо Волдеморта было невозможно, до одури близко. Она уперлась ладонями в его грудь, но это был чисто символический жест, и они оба это понимали.