Треск и блеск

Ничего. Все равно Лиззи верила в мужа, морально поддержала его, и три дня спустя, чуть оправившись, он сочинил музыкальную вещь.

Костя снес ее к известному композитору-песеннику Кавалерьянцу.

— Так, — сказал песенник, терпеливо прослушав посетителя, и вдруг позади себя ткнул пальцем в белый клавиш. — Одну минуту! Что это такое?

— По-моему, пианино.

— Нет, что это за звук, понимаете? До или ре, или ми-фа-соль-ля?

Костя стоял и моргал глазами.

— Вот видите, — вздохнул Кавалерьянц.

По классу композиции тоже ничего не вышло.

Костя тем не менее не пал духом, решил попытать счастья в поэзии. Он взялся написать текст к последней, еще не прозвучавшей песне знаменитого композитора, и тот согласился, но попросил:

— Только чтоб современно!

— Будьте покойны!

И тут наконец получилось!

В одно из ближайших воскресений Костя выступал по телевидению. Улыбчиво кивнув голубому экрану, он тронул струны усеченной гитары и объявил:

— «Течет речка у крылечка». Музыка Кавалерьянца, слова мои:

На-на, на-на, на-на-на,

На-на-на-на!

В этом тексте был подтекст, биение пульса наших дней:

На-на-на-на!

Песня летела, не зная границ, покоряя сердца и просторы…

КООПЕРАТИВ «АРКТИКА»

Вадим Семенович влетел в дом, напевая жизнерадостный мотивчик.

— Свистать всех наверх! — на свой морской манер объявил он супруге. — Квартира будет. Третий этаж, окошки на юг!

Слава богу Посейдону! Создали жилищный кооператив. И назвали его «Арктика». А Вадим Семенович был со станции «Северный полюс-12». Он прошел.

125 пайщиков сразу внесли 125 паев, и за бортом еще осталось 37 напрасно мечтающих. Отбор был жестокий: только люди студеных шпрот!

Некий товарищ из знаменитой Одессы поднял шум:

— В чем дело? Я с китобойной флотилии «Слава»!

По и ему сказали категорически: пет!

Как в каждом порядочном кооперативе, приступили к распределению обязанностей. Один пайщик отвечал за силикатный кирпич, другой — за угощение штукатурам, третий за технологию, четвертый за то, чтоб прораб не совался не в свое дело, а Вадиму Семеновичу досталось самое легкое: он отвечал за согласование.

Надев свою неотразимую форму со сверкающими галунами, «арктический полпред» отправился в «Горжплпромстройпсоект». Встретили его чуть ли не с распростертыми объятиями. Но потом, внезапно поскучнев, начальник «Горжилпромстроя» и прочего сказал:

— Значит, вам чертежи? Дорогой, у нас работы — во-от так! Кстати, без всякой связи с предыдущим: нельзя устроить одну квартирку? Пай мы внесем.

— Спасибо. Это вам лично?

Па лице у проектировщика появилось оскорбленное выражение. Квартиру пришлось выделить. Впрочем, действительно не начальнику лично, а его двоюродной тете, торговавшей на базаре мороженым. Опа была явно не с той параллели, но кое-какое отношение к льдам тетя имела, так как на ее тележке был нарисован пингвин.

Затем Вадим Семенович двинулся в санитарную инспекцию, где ему сказали:

— Дорогой, мы бы охотно поставили визу. Но… кстати, без всякой связи с предыдущим…

— Вам нужна квартирка?

— Да!

— Двоюродной тете?

Главврач санитарной инспекции решительно замотал головой — квартирка понадобилась троюродному племяннику. Он оканчивал пищевой институт.

Постепенно в члены жилищного кооператива были кооптированы: от УКСа — чей-то брат жены или шуряк, от коммунхоза — чей-то кум сестры или свояк, а главный архитектор настоятельно попросил:

— Возьмите Леву!

— Он что, дрейфовал?

— Я у него бреюсь!

В тот- же день Лева явился на правление, исполненный чувства достоинства. Плечистый и красивый, как ледовый капитан, Лева сказал:

— Между прочим, моя жена работает на холодильнике, и я не делаю из этого большой тарарам. Мне не нравится первый этаж, понятно?

Вадим Семенович кивнул. Он, как и другие члены правления, был согласен и на шуряка, и на свояка, и на тетю, продающую эскимо на палочках, потому что иначе построишь, простите, пожалуйста, шиш. Но под конец «полпред» сорвался. Когда в последней инстанции, в пожарной охране, ему хотели что-то сказать без всякой связи с предыдущим, Вадим Семенович нетактично спросил:

— А может, я вам лучше дам борзыми щенками?

Правление ему этого не простило и вместе с другими людьми студеных широт, потеснившихся ради ледовых капитанов, он в одно прекрасное утро очутился за бортом.

Третий этаж, окошки на юг достались, между прочим, Леве.

СЕКЦИОННАЯ МЕБЕЛЬ

— Ты никогда ничего не можешь достать! Посмотри, какая обстановка у Заверзаевых, — сказала жена.

Мне надоели ее попреки. Я пошел в магазин «Уют».

У врат торговой точки меня встретил индивид с большой фиолетовой физиономией, в просторечии именуемой будкой. Он окинул меня тренированным взглядом и сипло сказал:

— Не ходи, друг. Там для тебя ничего не припасли.

Мы завернули за ближайший рундук, пошептались, пересчитали мои сбережения. Потом сиплый друг пошел «в середку» — добывать один-единственный комплект, оставленный для родного дяди завмага.

Индивид с несколько меньшей, но тоже довольно крупной физиономией погрузил на мою двуколку картонные ящики, поплевал на руки, и мы двинулись в путь. Я шагал сзади — каждый видел, что я тоже достал.