Треск и блеск

После этого ревизор наведался еще в несколько организаций. Оказалось, что всюду было «это самое»: в доротделе — по поводу обкатки профилировки, в коммунхозе — по поводу обмывки бани, в ДОСААФе — по поводу перевыборной конференции и на заводе безалкогольных напитков — по поводу освоения производства кваса.

Мероприятия проводились всякие, назывались «встречи», «слет» и «вечер воспоминаний», но за различной формой ревизор увидел общее содержание — оно было на уровне 40 градусов!

В районе поднялась легкая паника. Перестали отмечать. Создалось положение, когда, если хочешь выпить, ты должен расплатиться чуть ли не из собственного кармана!

Даже после того, как райпотребсоюз заготовил последнее яйцо в счет квартального плана, казалось, что банкета не будет. Но экспедитор Бузань, подняв обе руки, успокоил взволнованных мужчин и побежал все утрясать в райфо.

Финансисты встретили его недружелюбно.

— Значит, у вас мероприятие? — спросили они с подковыркой. — Какое? Встреча, слет или вечер воспоминаний?

— Ничего подобного! — ответил Бузань. — У нас «Огонек».

— А! — сказали в райфо.

Это было совсем другое дело!

«Огонек» прошел хорошо. В столовой, которая по вечерам называется кафе «Ровесник», столики были сервированы пузатыми чашечками из детского сада и пушистыми ветками ивы. Играл ансамбль, участники художественной самодеятельности пели «Пингвины» и танцевали летку-енку, экспедитор Бузань, обаятельно улыбаясь, исполнял обязанности заслуженного артиста Кириллова, а работники потребсоюза, сидя на куцых треножниках, аплодировали и пили кофе. С ромом, коньячком, «Зубровкой», «Перцовкой».

К нам приехал ревизор! Когда он в третьем часу ночи случайно вышел из гостиницы, посетители покидали кафе «Ровесник». Ноги у них заплетались. Дрожащим фальцетом они возвещали на всю округу:

Др-рузья, до свиданья, и вновь на сви-виданье

В суб-боту вас ждет га-ллубой…

Мероприятие не вызывало возражений — «Огонек»!

НАСЧЕТ ЛАМПОЧКИ

Он вышел из дому прямо в бодрящее утро. И вдруг, будто его кто-то в сердце толкнул: между домом и галантерейным киоском на столбе горела лампочка!

Сергей Николаевич обошел вокруг столба три раза. Как раз под лампочкой, по иронии судьбы, висел жестяной призыв:

«Уходя, гасите свет!»

«Ох, разгильдяи!» — грустно подумал Сергей Николаевич. И побежал к дворничихе Емельяновне, подметавшей брусчатку. Дворничиха на его сигнал почти не обратила внимания.

— Разве ж ты не видишь, милый? — спросила она. — Столб-то чей? Киоскерши!

Тут же высунувшись из окошка, киоскерша заявила, что ничего подобного, столб от жэка!

В свойственном женщинам бурном стиле обе стороны стали выяснять отношения, а Сергей Николаевич махнул на них рукой и отправился к участковому милиционеру Никишину.

А точка-то полыхала в полный накал!

— У вас что? — спросил Никишин.

— У меня ничего. Я к вам насчет лампочки.

Услышав про лампочку, участковый почему-то заскучал:

— Идите; идите, товарищ. Честное слово, хватает делов!

Сергеи Николаевич понял, что ему придется потратить еще много невосстанавливающихся нервных клеток, но отступать уже было поздно.

В тот же день он посетил жэк, узнав, что прием посетителей производится по четвергам, с 14 до 17. Затем он посетил горпромторг, которому принадлежал киоск, и его приняли.

— Дорогой мой, — с предельным радушием сказал директор торга. — Если вам нужны полуботинки 46-го размера — пожалуйста. Но столб — это не по моей части. Обратитесь в электросеть.

А лампочка-то полыхала! Каждый час нагорало полкопейки.

Дело принимало худой оборот.

…В электросети пообещали разобраться. Из городской газеты «Вымпел» сообщили, что письмо переслано на расследование. КРУ (контрольно-ревизионное управление) сделало на виновных начет…

Все приняли меры. Но лампочка-то горела!

Сергей Николаевич смотрел, терпел, пока кружилась эта карусель, а потом взял, да и отправил прокурору всю документацию, полученную из восемнадцати инстанций, вместе с въедливой припиской:

«Не кажется ли вам, что, грубо выражаясь, им все до лампочки?»

Через три дня на место происшествия прибыл прокурор. Первым делом он разыскал Сергея Николаевича, спросил его:

— Это вы сигнализировали?

— Я.

— Насчет лампочки?

— Именно… Что у нас творится, товарищ прокурор!

И Сергей Николаевич стал перечислять всех, к кому обращался, — от дворничихи Емельяновны до Института экономических проблем.

— А вы сами? — поинтересовался представитель последней инстанции.

— Что я сам?

Прокурор вздохнул, обошел вокруг столба и повернул выключатель.

Лампочка погасла.

СУДЬБА, ВЕРЕВОЧКА, ЛЕЛЯ

Утром я подошел к Овчинникову. Оп сидел на подоконнике, держал в одной руке тетрадку, в другой — карандаш, мучился ужасно.

— Вот послушай, Николай, — сказал Овчинников печально. — Стих.

И, набрав в грудь воздуха, немного подвывая, прочитал:

Вот летит большая стая

И тебя я, поздравляя…

— Неплохо, — на всякий случай сказал я.

— Жуть, — возразил Овчинников. — Это же на Восьмое марта, Кате Оберемок. При чем «большая стая»? Нет, тут что-то не так!