Tresor Ее Величества

Мало интересуясь внешней политикой, Степан пропустил подготовку к войне с Пруссией. Ему не было дела до союзнического договора с Австрийским двором, согласно которому императрица должна была выставить тридцать тысяч человек вспомогательного войска. Эту цифру поддерживал великий канцлер Бестужев, во всяком случае, заходивший время от времени в Тайную канцелярию Апраксин сетовал на упрямство венского посла графа Эстерхази, требовавшего, чтобы Россия поддержала Австрию всеми своими военными силами. В России Эстерхази сошелся с вице-канцлером графом Воронцовым и Шуваловыми. Так что Шешковский то был вынужден выслушивать своего непосредственного начальника Шувалова, который готовил речи для совета с призывами вступить в войну всей мощью российской армии, то доводы привыкшего доверять ему с благословенных ушаковских времен Апраксина, которого возмущала сама постановка вопроса, с какого это рожна Россия должна впрягаться за какую-то там Австрию?

Англия вступала в союз с прусским королем, Франция с Австрией. Шпионы из дворца докладывали, что государыня подозрительно много хворает. Но Шешковский давно привык к недомоганиям своей императрицы и предупреждениям не внял. Впрочем, никто пока что не говорил ничего определенного относительно причин дурного самочувствия Елизаветы Петровны. За ее спиной фрейлины шептались о том, что у царицы прекратились регулы, а когда такое дело, женщина всегда чувствует себя из рук вон плохо. Допросив лейб-медиков, Шешковский получил противоречивую информацию, согласно которой у императрицы были то ли истерические страдания, то ли возникающие время от времени кратковременные обмороки, сопряженные с нервными болями и конвульсиями. Не понимая, что все это может означать, Шешковский просил Шувалова позволить Бревде осмотреть государыню, но тот не был придворным медиком.

Впрочем, добрейший Тодеуш нисколько не обиделся отказом, а заявился в один прекрасный день к своему давнему знакомому лейб-медику Санчесу, который как раз в ту пору находился по делам в Петербурге. Почти ослепший медикус Санчес постоянно проживал в Париже, где, несмотря на свой недуг, имел обширную практику. В столицу российского государства, согласно сведениям Тайной канцелярии, его привели две причины: первая – он продавал дом, который после того, как лейб-медик оставил придворную службу и переехал во Францию, был ему не нужен. И второе – он получил аудиенцию у Екатерины Алексеевны. Внешне встреча выглядела как обычный визит врача к высокопоставленной пациентке, но слухач записал в своем донесении, что Санчес просил великую княгиню помочь ему вернуться на придворную службу.

И вот теперь медикус Тайной канцелярии Тодеуш Бревде и бывший лейб-медик Ее Императорского Величества Антониу Нунес Рибейру Санчес устроили консилиум за несколькими бутылочкой вина, разбирая, по ходу потребления зажаренного на углях мяса и котлет, примечательный случай странной болезни государыни. Так что к утру, когда у гостеприимного Санчеса закончилось вино, они пришли к вполне внятному заключению. Странное состояние государыни могло быть связано с длительным приемом какого-то растительного яда. В ядах при дворе лучше всех разбирался Лесток, но тот давно уже жил в Великом Устюге и не мог проконсультировать приятелей или сознаться в соделанном Шешковскому.

– Так бывает, да что я тебе объясняю, Тодеуш? – Санчес вытер взопревшее лицо валяющимся среди винных луж на столе датским париком. – Начни обыскивать покои, вряд ли сыщешь.

– Что же искать? Хоть намекни, – у Бревде болела голова, на душе сделалось паскудно.

– Если принять гипотезу, что государыню травят, скажу тебе, что ее давно уже травят. Много лет микроскопическими дозами. Впрочем, на моей памяти бывало и такое, некоторые лекарственные средства имеют тенденцию не выходить полностью из организма, а как бы накапливаться в нем. У Елизаветы Петровны плохие почки. От отца наследство досталось. Это все знают.

Тодеуш кивнул, с грустью осматривая заваленный объедками стол.

– Так бывает, какой-нибудь горе-лекарь из самых светлых побуждений пользует своего клиента отличнейшим лекарством, и поначалу все вроде бы хорошо. А раз хорошо, то зачем искать другое? А ведь у нас как, самое лучшее лекарство суть не панацея, одно лечит, а другое калечит. К примеру, улучшает сердце, но губит женские органы. И хорошо, если курс лечения растянулся на месяц, а что коли годами?

– А нельзя ли узнать, мог ли кто-нибудь из лейб-медиков прописать Елизавете Петровне средство, которое она принимает годами? – засуетился Тодеуш.

– Кто прописал? Бургав прописал? Ему это надо? Кондоиди… – Санчес казался возмущенным подобным предположением. – По-твоему, лучшие из лучших врачей способны на такую ошибку?

– Но тогда я не понимаю… – развел руками Бревде.

– Никто не понимает. Но государыне с каждым днем все хуже. – По сравнению с Бревде Санчес не выглядел пьяным, впрочем, возможно, это из-за того, что медикус привык сидеть с совершенно прямой спиной, точно аршин проглотил.