"Трест": легенды и факты

Сформировались два крупных отряда, общая численность – 25 тысяч штыков и сабель. Один находился под командованием генерала С. Булак-Балаховича, другой – под командованием генерала Б. Пермикина (по другим источникам – Перемыкина). По условиям перемирия войскам Балаховича и Пермикина следовало покинуть Польшу. Но на совещании Русского политического комитета решено было военные действия продолжать “на свой страх и риск”.

Булак-Балахович назвал свое воинство “Народной демократической армией”, себя объявил демократом, не подчиненным белому генералу Врангелю. Пермикин же, напротив, заявил, что подчиняется не полякам и даже не Русскому политическому комитету, а главкому Врангелю. Врангель присвоил пермикинцам имя 3-ей армии. Савинков впоследствии писал, что если балаховский отряд был анархическим, то пермикинский – монархическим, и утверждал, что Русский политический комитет не в состоянии был оказывать существенного воздействия ни на Балаховича, ни на Пермикина. Это не совсем так. Формирование русских вооруженных сил в Польше шло под политическим главенством савинковского Политического комитета. Обеспечивая Пермикину движение на Украину, в направлении Черкасс, Савинков установил связь с Петлюрой, а в рядах “демократической” армии Булак-Балаховича, двинувшейся в Белоруссию, в направлении на Мозырь-Гомель, сам пошел “добровольцем”.

Пермикинская 3-я армия действовала недолго. В ноябре 1920 г. Врангель эвакуировал войска из Крыма и Пермикин ушел в Польшу. Более удачным оказался рейд Балаховича. Его “Народная демократическая армия” дошла до Днепра. Но и она к началу декабря 1920 года вынуждена была отойти за польскую границу. В Польше оба отряда были интернированы в концентрационные лагеря. “Перемыкинщину” и “балаховщину” Савинков позднее назвал “последней ‘белой’ попыткой свержения коммунистической власти”.

Белая Россия уходила в эмиграцию. Демократические (левые) круги эмиграции все больше склонялись к мысли о том, что военный путь борьбы исчерпал себя, что отныне ставку надо делать на антибольшевистские силы внутри самой России, даже на самоизживание большевизма. И это не было беспочвенным. За границей хорошо знали о шедших в России изменениях. Так, один из корреспондентов (его письмо было опубликовано в парижских “Современных записках” за 1921 г.) писал: “Все больше растет слой тех, для кого коммунизм в сущности – доктринерство, блажь старых вождей, только формула и лозунг, а главное – есть власть, закрепление позиций, отвоеванных в Гражданской войне… Примазавшихся больше, чем помазанных”. Введение нэпа усиливало этот поцесс. Ослабляя напряженность и давление “военного коммунизма”, нэп, либерализируя режим, нес для него и опасность. Рост буржуазии при определенных условиях мог укрепить ее политические позиции.

Правая, в основном монархическая, часть эмиграции по-прежнему исповедовала необходимость силового свержения Советской власти, притом не без поддержки иностранных держав. Эта тактическая линия позднее получила название “активизма”. Белая борьба должна была быть продолжена, это “неотъемлемое право и священная обязанность”. Да и эмигрантское положение было гнетущим, как писал А. В. Карташеву один из его корреспондентов: “Настроение таково, что громадное большинство пойдет на любую авантюру, лишь бы повоевать, особенно против социалистов любых цветов и оттенков”.

В Гражданскую войну Савинков, хотя и небезусловно, но все же ориентировался на белых генералов, видя только в них действенную силу победы над большевизмом. Теперь, во второй своей эмиграции, он оказался перед выбором. И – отверг позицию демократической эмиграции. Она, по его словам, просто “в изнеможении опускает руки”. Однако отмежевывается Савинков и от правых. Они “бьют о стену головой, думая, что можно ее прошибить”.

В эмиграции без конца спорили о причинах краха Белого движения. Высказывались разные точки зрения. Савинков же пришел к выводу, что это произошло потому, что Белое движение не являлось “народным”, демократическим. Отныне должен быть взят новый курс: не красные, но и не белые. Существует, помимо них, еще третья – “зеленая Россия”, Россия крестьянская. Это она не дала победы белым, “воспитанным на Карамзине” и в душе стремившимся восстановить самодержавие. Это она, считал Савинков, поднимается, восстает теперь против красных, против их комиссародержавия.

“Зеленое”, крестьянское, движение – по Савинкову – это новая революция. Она не связана ни со старыми, дореволюционными партиями, ни с эмиграцией. Она возникла стихийно, снизу, и задача состоит в том, чтобы “создать оргцентр ‘зеленой борьбы’”, объединить “зеленые отряды” в России “политической программой, продиктованной желаниями крестьян”, и развернуть новую борьбу с большевизмом.