Треть жизни мы спим

А, вот ты где, откинув яблоко носком сапога, подошла больничная бухгалтерша, сжимая букет ромашек, в отделении не знали, где ты, но предложили поискать здесь, неплохо выглядишь, как прошла операция, надеюсь, хорошо. Ей было неловко за тот вечер, когда, спешно собравшись, ушла домой, не оставшись с ним, из-за какой-то ерунды, подумаешь, разнылся, да ведь давно ей известно, что мужчины те же дети, только большие и волосатые, и после ей было стыдно и обидно за себя, так что проплакала всю ночь, и утром пришлось наложить побольше косметики, чтобы хоть как-то спрятать опухшие глаза с набрякшей, темневшей синяками бессонницей. Привет, мне сказали, что ты, скорее всего, гуляешь на улице, подошла к беседке та, непохожая на свои фотографии, с которой еще недавно сидели в кафе на бульваре, а потом отправились к нему, по пути забежав в аптеку за презервативами, потому что осторожность превыше всего. Женщина не сразу поняла, что бухгалтерша с ромашками тоже пришла к нему, приняв ее за постороннюю посетительницу, чью-нибудь родственницу, так что пришлось их представить, радуясь про себя, что не перепутал имена, а такое не часто, но все же случалось с ним. Оглядев друг друга, женщины сухо поздоровались, опустившись на противоположные края скамейки, а он сидел между ними, теребя катетер и думая, что когда-нибудь это должно было случиться, к этому шло, но забавно, что вот так, в больничном дворе онкоцентра, встретились две его любовницы, сорокалетние, одинокие, с глубокими скорбными складками у носа, одна блондинка, вторая брюнетка, а в остальном похожие, почти не отличимые женщины, которым на самом деле нужен был мужчина, близкий человек рядом, а не секс, иначе зачем они обе здесь, ведь секс теперь не по его части. О, я вижу, ты не один, присоединившись к ним, смущенно пробормотала высоченная худая дылда с ржавым от веснушек лицом и такими длинными, похожими на веревки руками, что когда она обнимала его, мужчину среднего роста, едва достающего ей до груди, то казалось, будто она обматывает его этими веревками, связывая их в прочный узел. Да, у меня сегодня приемный день, вяло пошутил он, представляя новоприбывшую первым двум, рад, что ты пришла, да впрочем, я рад вам всем, милые мои, как хорошо, что вы обо мне не забыли. Это уже походило на комедию положений, один мужчина и три женщины, неловкая ситуация, а больше смешная, но и это было еще не все, потому что со стороны главного корпуса вдруг показалась бывшая, с большими пакетами в руках, и он, запрокинув голову, расхохотался, но тут же, охнув от боли, схватился за живот. Что с тобой, ты в порядке, запричитали женщины, заодно устроив перестрелку взглядами, береги себя, а то, не дай бог, швы разойдутся. Добрый день, подойдя, громко поздоровалась бывшая, насмешливо оглядывая всех, хорошая погода, не правда ли, и ты выглядишь прекрасно, мой дорогой. Бывшая жена, представил он ее, надеюсь, вы поладите, девочки, и, подняв яблоко с земли, красное, большое, с помятым боком, протерев его краем халата, громко надкусил.

А по тропинке, петлявшей между высаженных деревьев, громыхая по неровному, потрескавшемуся асфальту, из расщелин которого пучками пробивалась трава, и почему в больничном парке такие дороги, это же издевательство над пациентами, везли на каталке ее, высохшую, белую, словно в ней совсем не осталось крови, с дыхательной трубкой, торчащей изо рта, и катетерами для капельниц в обеих руках, и мать, идущая рядом, отчитывала медбрата, не иначе как получившего деньги за то, что позволил журналистам пробраться в отделение и сфотографировать ее дочь, а тот отнекивался, клянясь здоровьем своих родителей, что никаких денег не брал, а просто из-за сокращения больничного штата на нем теперь столько обязанностей, столько дел, что за всем не уследишь. Осекшись, мать уставилась на него, окруженного женщинами, две сидели по обе руки, с выгнутыми в дугу спинами, одна, высоченная, как фонарный столб, стояла, опершись о свод беседки, а четвертая, с большими пакетами, поставила ногу на камень, и из-под задравшейся юбки оголились красивые бедра, и этот мужчина, так хорошо запомнившийся с последней встречи у этой же беседки, чем-то невыносимо ее раздражал, а чем, мать девушки и сама не знала, может, черными, не карими, а именно черными, что редко встречается, глазами, прожигавшими ее, как сигаретные окурки, затушенные о живую плоть, или взгляд, любопытный, нахальный, которым он бестактно разглядывал ее дочь, бедную девочку, обмякшую, обессиленную от химии, такую слабую, что онкологическая клиника имени андерсена в хьюстоне, в которой она раньше проходила лечение, отказалась ее принимать, и даже израильские врачи, согласившиеся поначалу за большие деньги с помощью новейших лекарств продлить ее жизнь хоть на какое-то время, изучив историю болезни, решили, что перелета к ним она все равно уже не перенесет.