Треть жизни мы спим

На психотерапевтических курсах – десять бесплатных встреч в группе из пяти человек – врач, молоденькая, курносая, онкопсихолог или психоонколог, он не мог запомнить, как правильно, давала советы по правильному питанию, из которого следовало исключить жареное, жирное и острое, добавив побольше яблок, брюссельской капусты, гранатов, имбиря, куркумы и прочего-прочего, учила медитации, помогающей избавиться от навязчивостей и страхов, рассказывала, что в лечении рака, наряду с операцией и облучением, важен модус вивенди, занятия, работа, смысл, поиск того, ради чего хочется жить, не просто жить, а жадно, ненасытно жить. На третьем занятии пациенты делились своим опытом. Сорокалетний мужчина с раком желудка, прошедший курс химиотерапии, сложную операцию, которую делал в германии, а потом и реабилитацию, уже в россии, потому что закончились деньги, стал волонтером в хосписе, том, что располагался в красивом, недавно построенном здании, с двухместными палатами и большим парком. Я нашел смысл в том, чтобы быть полезным людям, говорил мужчина, которому вырезали желудок и сшили пищевод с тонкой кишкой, и онкопсихолог, или психоонколог, с повлажневшими глазами, улыбалась ему, глупышка, потому что, наверное, и сама пришла на эти курсы за тем же чувством собственной значимости, не-бессмысленности, которое так нужно всем, а не только смертельно больным. А он, слушая, скрестив руки на животе, думал, нет, парень, врешь, меня не обманешь, не за не-бессмысленностью ты отправился в хоспис, а за чужими страданиями, глядя на которые, перестаешь чувствовать себя самым несчастным и проклинать судьбу, бога или кого-то еще, кто, непонятно за какие грехи и провинности, выбрал именно тебя, и теперь у тебя вместо желудка черт знает что, к тому же до конца жизни нужно делать инъекции витамина бэ двенадцать, и еще неизвестно, сколько ты протянешь, такой молодой и красивый. Тридцатишестилетняя женщина с остеосаркомой брюшной полости, учительница в школе с углубленным изучением английского языка, без обиняков призналась, что пустилась во все тяжкие со своими учениками, старшеклассниками, конечно же, не подумайте ничего плохого, им уже по шестнадцать. Женщины посмотрели на нее осуждающе, а мужчины с интересом, и когда ее спросили, не поторопилась ли, быть может, беспорядочный секс с несовершеннолетними – не лучшее лекарство от тоски, к тому же карается законом, так что стоит поискать другое, учительница, достав последние анализы, показала метастазы в печени и костях, а потом, тихо, едва слышно, добавила, что со вчерашнего дня ей пришлось увеличить дозу обезболивающих, и все замолчали, опустив глаза, и каждый подумал, господи, хоть бы меня это никогда не настигло, умоляю, только бы пронесло, пожалуйста. Другая женщина, владелица сети быстрого питания, лет сорока с лишним, с короткими, еще неотросшими после химии волосами и вырезанными яичниками, вытащила из нагрудного кармана фотографию мальчишки из сиротского приюта, которого усыновит, как только соберет все нужные документы, а их требуется немало, и почему только раньше не понимала, что в жизни главное не карьера, черт бы побрал эту карьеру, а дети, маленькие, беззащитные создания, свои или чужие, какая разница, ведь дети – это жизнь, а там, глядишь, и мы как-нибудь за ними проскочим. Худощавый мужчина с вырезанной из правого легкого пятисантиметровой опухолью и метастазами в лимфоузлах, с быстрым, безжалостным раком, которым в мире заболевает миллион человек в год, крутил в руках сигарету, то и дело пытаясь прикурить, так что онкопсихологу, или психоонкологу, постоянно приходилось одергивать его, напоминая, что, во-первых, здесь не курят, а во-вторых, ему нельзя, а мужчина, пожимая плечами, говорил, что после больницы вернулся на работу, в фирму, которая продает ванны и душевые кабины, и лучшее, что придумал, это не менять своих привычек, так, словно не болен, выкуривать пачку в день, утром готовить омлет, три яйца, молоко плюс сыр, по дороге к метро выпивать кофе, купленный в кофейне по акции кофе с собой дешевле на тридцать процентов, на работу приезжать к девяти, в офис, расположенный на территории бывшего завода, с вылинявшим советским плакатом на стене: борись за честь фабричной марки, с высокими пятиметровыми потолками, из которых торчали части конвейерных конструкций, с ржавыми остовами заводских машин, лежавших во дворе, словно останки древних животных, обедать в столовой, пропахшей подгоревшим луком и убежавшим молоком, в шесть отправляться домой, в переполненном метро, среди сотен тысяч возвращающихся с работы людей, вечером смотреть сериал, выпуск новостей и еще один сериал, выкуривать на ночь три сигареты и, заводя будильник на утро, ложиться спать. Думаю, рак приходит в бешенство от того, что я живу как прежде, словно его и нет, посмеиваясь, сказал мужчина и, сунув сигарету в рот, полез за зажигалкой, но, вовремя спохватившись, одернул руку, думаю, рак меня ненавидит даже больше, чем я его, одно только меня расстраивает, что в следующем году будет мировой чемпионат по футболу, а я до него не доживу. А вы, спросила врач его, пятого в группе, расскажите и вы о себе, как вы решили изменить свою жизнь после диагноза, и, запнувшись, сверилась с записями, громко добавив, что у него рак простаты на третьей стадии. Вместо ответа он встал и, извинившись, в три широких шага пересек комнату, захлопнув за собой дверь, наверное, излишне громко, не стоило так, ведь они ни в чем не виноваты, ни врач, как бы там не называлась, ни тем более пришедшие на курсы пациенты, да и никто не виноват, что он мочится под себя и мучается болями в желудке, которые появились из-за лекарств и усилились после курса других лекарств, прописанных от болей, вызванных лекарствами.