Он исходил все лесные тропинки, искал под кустами. В одном месте, шагах в десяти от глухой, нехоженой тропы, Михал заметил на земле ольховый сук с длинной полосой коры, оторванной от ствола. Вероятно, на сук кто-то сел, и он, не выдержав тяжести, обломился. Место надлома покраснело и потемнело... Было это, судя по всему, сравнительно давно. После того, как сук обломился, человек, видно, сел на землю — мшистая земля и слой хвойных игл на ней были разворочены, надо полагать, каблуками человека, то вытягивавшего, то поджимавшего ноги, как это делает измученный работой или борьбой человек. След от каблуков так и остался, он был прикрыт от дождя навесом сосновых и ольховых ветвей. Вдобавок тут же лежала охапка мха, высохшего и перетертого. Мох находился там, где могла бы прийтись голова того, кто прилег здесь отдохнуть. Возможно, что тот, под которым обломился сук, лег на землю и, ощутив ее неровность, сгреб рукой себе под голову кучу мха. Тропа, вблизи которой все это происходило, была глухая, и человек, не знающий о ней, даже днем будет здесь долго блуждать, покуда выберется из леса. Тропа эта была самой короткой, и существовала она давно, но чтобы попасть сюда с того места, где лежал труп, надо пройти через кочковатый болотистый овраг с родниками, вытекавшими из ближнего «чертова ока». Незнакомый с местностью человек мог бы уйти в эти родники по горло. Так что тот, кто ходил этой тропой, а может быть, и отдыхал здесь, несомненно либо местный житель, либо человек, который хорошо знал все ходы и выходы в этом лесу. А почему он сразу не сел или не лег на землю, а попытался еще и на суку посидеть? Если в то время шли дожди, то земля, хоть и под навесом ветвей, могла быть мокрая — вода с ветвей стекала. Так что вначале он мог попытаться примоститься, где посуше. Это вполне возможно.
Так думал Михал Творицкий, осматривая землю под деревьями. Позднее, вспоминая эти минуты, он сам удивлялся такой рассудительности и логичности выводов,— он был очень возбужден.
«Если только окажется хотя бы малейшая связь между тем, кто здесь отдыхал, и трупом и деньгами, то, значит, все это — дело рук здешнего жителя, который все здесь хорошо знает. Значит, это он же и землю возле пня раскапывал. Но для чего он убил Седаса, если это и в самом деле Седас? Не поделили награбленных банковских денег? Ага! Так вот кто ограбил банк! Это он! Он сюда явился. Мои мысли могут помочь следствию. Может быть, сказать? Может, помочь следователю? В самом деле, пойду и расскажу. И жена будет довольна — это ей по душе. Она, помню, и в детстве такая была. Сколько же прошло с тех пор? Лет десять? Ну, да что там вспоминать! А если я следователям скажу, а они захотят и меня в это дело впутать? Следователь — не свой брат... Но я-то ведь ни сном, ни духом не виноват! Никакого отношения к этому делу, да и вообще ни к какому недоброму делу, не имею. А то, что я раньше их землю возле пня поковырял, так кто об этом может знать? Пень-то ведь никому не скажет! Все будет как в могиле. Да и что в этом плохого? Наоборот, я врагу, гаду мерзкому отомстил. Пойти и сказать следователям свои мысли? Пойду и скажу!»
Вдруг он увидал деньги. Уже не трехсотрублевую пачку. Тут пахло не сотнями, а тысячами. Несколько пачек, связанных вместе тонким шпагатом. Так завязывают деньги в банках. Пачка эта, большая и толстая, была прикрыта с одного угла мхом, на котором, возможно, лежала чья-то голова. Под мхом был слой прогнивших хвойных игл, и пачка провалилась, когда на нее нажали, так что сверху виднелся один лишь угол. А вся она ушла в яму. Можно было представить себе, что человек, когда лег, нажал боком или плечом на пачку и вдавил ее в трухлявый пласт мха, хвойных игл и земли. Сам ли он нарочно это сделал, желая избавиться от этих денег, или просто потерял их, выронил из кармана, вернее — из мешка, когда кинулся наземь, — об этом трудно догадаться. Однако Михал Творицкий, по правде сказать, сейчас не очень задумывался над этим. Волнуясь и бледнея, он вытащил из провала пачку. Она была тяжелая. Сколько тысяч? Или десятков тысяч? Или сотен тысяч? Разве можно было такие деньги бросить нарочно? Значит, потерял... Значит, был очень встревожен, взволнован, устал?..