Карательные эскадрильи появились вечером. Мы их ждали. Рабочие подняли тучу древесной пыли, смешанной с брызгами эфирного масла из трав и цветов. И когда пикирующие разбойницы врезались в эту завесу, мы закидали их факелами. Горючая смесь вспыхнула, ревущее полотнище пламени поглотило и нескольких наших неосторожных детей, но огонь, быстро потухший, успел покалечить нападающих, особенно повредив им крылья. Осы падали с высоты, ломали себе кости. Оглушенных от пламени и дыма мы зарубили мечами. Ни одна не спаслась. И как в старые славные времена мы вновь вышли на поле боя плечом к плечу – Король и Королева.
Ночным маршем мы повели колонну к следующему муравейнику. Он пострадал еще больше. Ярость вскипела во мне при виде бессмысленного разорения, причиненного полосатыми разбойницами. Мы стали собирать войско. Армия стремительно восстанавливалась.
Увы, всего еще раз нам удалось заманить противника в огненную тучу. Десятку амазонок посчастливилось удрать, и больше на наши уловки они не попадались. Мы попробовали кидать гранаты – горшки с эфиром и смолой. Осы приноровились увертываться от них. Я попытался соорудить настоящий огнемет, но не справился, а от ожогов при испытании умерло несколько умельцев. А потом сами осы стали применять зажигательные бомбы. В яростной схватке встретились наши стрелы и их дротики, огонь против огня. Наши потери были ужасающими. Их – с каждой атакой все более незначительными…
Я понял, что так не спасти Империю, и приказал отступать вглубь гигантского леса. Налеты продолжались, ретирада превратилась в беспорядочное бегство. Только возле нас, в строю гвардейцев и наиболее крепких рабочих, сохранилось нечто вроде порядка. Ничего, думал я, настанет день, и мы рассчитаемся сполна!..
Но этого не случилось.
Я один был во всем виноват. Правильно говорила осиная Царица: в этом мире действуют неумолимые законы. Надо было думать прежде всего о том, чтобы спастись нам с Королевой. Мы были еще молоды. Мы могли бы пережить Зиму с дюжиной рабочих и солдат, с несколькими Мастерами да парой Маток. Мы бы затаились, нарожали полчища бойцов, вскормленных идеей мщения… Я же делал все, чтобы спасти как можно больше наших детей. Это было неразумно, и мы опоздали укрыться в чаще Леса.
Погода ухудшилась, и это дало небольшую передышку. Похолодало. Растения вокруг стремительно желтели. Наступала Осень.
Мы подошли к реке. Солдаты бросились было сооружать мост из собственных тел, но я приказал построить деревянный. Мы с Королевой работали наравне со всеми. И не успели… Нас накрыли, и мы были вынуждены шагать по трупам своих детей, которые прыгали в воду и сцеплялись руками и ногами мертвой хваткой. Захлебывались, коченели, но не размыкали пальцев…
Прошла еще одна ночь, а туманным утром нас догнал отряд из двадцати ос, которые ползли пешком, ибо влага склеила им крылышки. Нас же осталось всего семеро. Из пятнадцати миллионов!
Этот последний бой стал самым славным делом, в котором я когда-либо участвовал… и которое имел несчастье пережить.
Мы заметили врага и открыли стрельбу за мгновение до того, как они засыпали нас градом ядовитых дротиков. Мы залегли, я стал считать щелчки их пружинных самострелов. А потом мы ринулись в рукопашную, не давая им перезарядить оружие. Перебили всех до одной. Но какой ценой! Погибли все, кроме нас двоих, – три солдата, Матка третьего поколения, которая тоже дралась, один молодой Мастер и двое рабочих, неполноценные, разнополые. Они ночами спали вместе, держались нежно друг с другом, вероятно подражая мне и Королеве… Все они остались остывать вместе с трупами ос…
Убитые горем, мы стояли перед грудой мертвых тел, и я не заметил, что одна раненая в голову амазонка вдруг зашевелилась и направила на меня свое пружинное ружье.
Моя Королева поступила столь же неразумно и безответственно по отношению к династии, как и я. Моя милая безмолвная любимая заслонила меня от дротиков собственной грудью, а потом заколола мечом осу в горло. Лишь прикончив врага, она позволила себе упасть на колени. Грудь ее была похожа на игольницу.
Я выдернул жала, пытался высосать яд из ран, мне даже в голову не пришло, что и сам могу отравиться. Напрасно. Я только отложил исполнение приговора, но не в силах моих было отменить его.
Королева прожила еще несколько часов. Большую часть времени она провела в забытьи или мучимая лихорадкой, металась, хрипела, вскрикивала и стонала… Мне оставалось самое трудное – ждать.
А потом она вдруг очнулась и посмотрела на меня. Протянула руку, чтобы обнять. И, о Боже мой, она мне улыбнулась! Такой светлой и счастливой улыбкой, словно просыпалась в начале нового дня, полного красок и ароматов, дел и созидания, который обещает после заката сладкую ночь и еще – бесконечную вереницу счастливых дней, ибо не имеет конца любовь!..
Моя Королева и прежде была прекрасна. Но улыбающаяся – само совершенство. Она шевельнула губами, подавшись ко мне, и я поцеловал ее…