Всеслав расслабился в приятной истоме. Движения веника были невесомыми - он едва прикасался к горячей коже. Банщик оказался мастером своего дела; ловко орудуя пучком березовых веток, он сыпал шутками, прибаутками… его болтовня усыпляла.
Тарас и его гость выходили из парной, ныряли в прохладный бассейн, плавали и снова возвращались. Парились до изнеможения, до расплавления всех косточек.
- Этот парень у вас - настоящий виртуоз! - хвалил банщика Смирнов.
- Матвей? Точно! - соглашался Тарас. - Он мертвого на ноги поднимет своими вениками. Я его у спортсменов переманил. До сих пор на меня обижаются!
- «Который день паришься, тот день не старишься», - скалил зубы банщик. - Думаете, сколько мне лет?
Сыщик прикинул - по виду не больше сорока пяти. Так и сказал.
- Шестой десяток стукнул этой осенью! - довольно захохотал Матвей. - А все баня! Вот где нашим барышням молодиться надо, а не по соляриям разным, не по модным салонам шастать. Там что? Химия и облучение! А здесь - сама природа на тебя дышит, всякие хвори, морщины и целлюлиты как рукой снимает.
После парной долго сидели в комнате отдыха, пили чай с медом, квас. Разговаривать не хотелось. Смирнов увидел то, ради чего напросился с Тарасом в баню - след царапины на бедре. Откуда она взялась? Совпадение? Или… Дальнейшие предположения выходили за рамки логики, и сыщик решил оставить царапину в покое. Само все выяснится.
Хозяин угощал легкими солеными закусками - грибочками, моченой клюквой, огурчиками, рыбкой. Захотелось холодного пива. Матвей принес две полных кружки. Пили, изучая друг друга, пытаясь проникнуть в святая святых души. Господин Михалин как будто порывался что-то сказать, да так и не решился.
Сыщик тепло попрощался с Тарасом, поблагодарил за царское удовольствие. И не покривил душой - баня оказалась выше всяких похвал.
Вышел на улицу: заснеженный город показался старой боярской Москвой - вот-вот, визжа полозьями, пролетят расписные саночки, пронесут кони тяжелый возок, выглянет из терема в слюдяное окошко румяная, томная боярышня с косой до пояса… Только где эти терема? Где стремительные саночки? Остались от боярской Москвы одни воспоминания. Пожалуй, Василий Блаженный с его пестрыми куполами, семьюдесятью приделами, с его витыми колоннами, поддерживающими массивные кровли, наружными галереями и маленькими, темными окошками взирает из глубины веков на новую, шумную Москву и дивится. Какой ему кажется сегодняшняя жизнь? Тоскует ли он о прежней?
В детстве мама иногда водила Славку по Кремлю, по Красной площади, и сама увлекалась, рассказывая о прошлом этого города, своим неповторимым лицом и своей историей не похожего ни на строгий Санкт-Петербург, ни на легкомысленный Париж, ни на великий Рим.
Вид новенькой, недавно приобретенной иномарки, успевшей покрыться инеем, вернул господина Смирнова в настоящее. Он сел за руль, включил двигатель прогреваться… позвонил Еве.
- Я еду из «Уюта», - сообщила она. - Порадовать тебя нечем. Тарас Михалин никогда не был их клиентом. По-видимому, он нанимал домработницу либо частным образом, либо через другую фирму.
- Почему я так зациклился на этом? - рассердился Всеслав.
- Ты у меня спрашиваешь?
- У себя! В какую смену сегодня работает Римма Лудкина?
- Во вторую, с обеда, - ответила Ева. - В десять у нас был урок испанского. Ничего подозрительного не произошло. Людмила еще болеет, лежит дома.
- Спасибо, - улыбнулся сыщик. - Информация исчерпывающая.
- Как баня?
- Великолепно. Впечатление незабываемое! Видел Тараса Михалина во всем ослепительном блеске его наготы. Красив, мерзавец, как греческий бог! Лучше тебе с ним не встречаться, дорогая. Боюсь, ни одна женщина не способна устоять перед таким телом. Но самое интересное - у него на бедре свежий след от глубокой царапины.
Ева ахнула.
- Значит, тогда в Марфине был все-таки он?!
- Вопреки логике и здравому смыслу… Впрочем, царапина - еще не доказательство. Он мог пораниться где угодно.
После разговора с Евой господин Смирнов отправился на оптовый продовольственный рынок, где работали Римма Лудкина и ее подруга из Самары. Ему хотелось понаблюдать за ними со стороны - к сожалению, сегодня только за одной Риммой. Она не должна знать, что является объектом его интереса.
Сыщик оставил машину на парковочной площадке, а сам пошел вдоль торговых рядов. Спустя сорок минут он увидел Римму: она продавала крупы, муку, сахар и консервы. Всеслав не стал подходить к ее прилавку. Он завел разговор со скучающей продавщицей моющих средств, пуская в ход все свое обаяние.
- Не холодно целый день стоять?
Рыжая толстуха средних лет в мохеровой шапке и телогрейке поверх шерстяного свитера подняла на него подведенные глаза.
- Ты бы сам постоял, тогда бы не лез с глупыми вопросами! - прокуренным голосом гаркнула она.
- Я в Москве проездом, сестру разыскиваю, - игнорируя ее праведный гнев, заискивающе произнес Смирнов. - У меня вечером обратный поезд. Жалко, если не увидимся.
Толстуха смягчилась.
- А кто твоя сестра? Здесь народу много!
- Она продавец, Риммой зовут, фамилия - Лудкина. Может, знаете?