Третье Тысячелетие

— Так-то так, — кивнул он. — И все-таки позвал… В сущности, он выглядит неплохо. Сегодня даже поел немного.

— Дело не в замкнутости пространства, — сказал я. — Это приступ меланхолии.

— Не знаю, — ответил он неохотно. — Мне не хочется…

Он был прав. Приступы меланхолии имели обычно более тяжелые последствия.

— Вы, славяне, гораздо труднее для меня, — задумчиво говорил Сеймур. — Я пробовал изучать Достоевского… И напрасно потерял время. Или люди той эпохи были гораздо сложнее, или Достоевский был неврастеником.

Я невольно улыбнулся.

— Если б он мог с тобой познакомиться, он решил бы, что ты какой-то человек-машина!..

— Ты хочешь сказать, что моя духовная жизнь примитивна? — подозрительно спросил Сеймур.

— Нет, конечно. Но все-таки чувства не являются категориями… Они походят на облака. Постоянно меняют свои формы…

— Ну вот и дети начинают меня учить! — недовольно пробурчал Сеймур.

Мы вышли наружу. Бессонов приготовил нам сюрприз: мы шли по Елисейским полям, какими они были, наверное, в середине двадцатого века. Был вечер, светились роскошные витрины, по широкому полотну бульвара краснели бесконечные ряды стоп-сигналов этих вонючих машин — как они назывались? — ах да, автомобили… Бессонов, конечно, не высосал этот пейзаж из пальца — такое действительно существовало на Земле. В наше время на всех континентах имелось по крайней мере сто таких «резерватов»: Красная площадь и Кремль, почти половина Рима, часть старинного Лондона и множество других достопримечательностей разных эпох, восстановленных и законсервированных… Но Сеймур даже не смотрел по сторонам.

— В конце концов, я ученый, — сказал он. — Я не могу работать с облаками… Я должен их каким-то образом классифицировать.

— Можно, да только осторожно, — улыбнулся я.

— Как это?… Ведь есть же какие-то закономерности… Не может всякое явление быть отдельным законом.

— Ну ладно, дело сейчас не в этом. Скажи лучше, как мне вести себя с Толей.

— Да-да, — кивнул он. — Это главное… Как с вполне нормальным человеком… Без подчеркнутой деликатности или снисхождения.

Сеймур прошел сквозь витрину антикварного магазина, я шагнул за ним. Елисейские поля пропали. Мы стояли прямо против корпуса, в котором жил Толя.

— Вот тебе ручка, — сказал он. — Не злись и не спеши уходить.

Минуту спустя я был в охотничьей хижине. Толя лежал на своем широком медвежьем диване и смотрел в потолок. Но лицо его не было равнодушным и бесчувственным, как в прошлый раз. Увидев меня, Толя приподнялся и сел на край постели. Мне показалось, что в глазах его мелькнула ирония.

— Садись, малыш! — голос его звучал совсем по-дружески. — Чем тебя угостить?

— Может, апельсиновой водой?

— Нет, я предложу тебе натуральный малиновый сок.

Я даже не знал, что он есть на «Аяксе». Все напитки приготовлялись из эссенций, а сок ему, видимо, дали, как больному. Пока я пил небольшими глотками, он все с той же легкой усмешкой наблюдал за мной. Мне стало совсем неловко.

— Тебя Сеймур послал? — наконец спросил он.

— Я думал, ты хочешь меня видеть…

— И он тебя проинструктировал…

— Да нет, никаких наставлений.

На стенных часах распахнулась узкая дверца. Выглянула маленькая серая птичка и раскрыла клювик: «Ку-ку, ку-ку!» Очень приятный голосок. Прокуковав девять раз, спряталась. Было девять вечера.

— Симпатичная у тебя кукушка, — начал я.

Толя взглянул на секундомер, лежащий на столе:

— Слушай, малыш, не хочу быть подлым по отношению к тебе… Я кое-что насыпал тебе в сок, и скоро ты уснешь как мертвый. Тогда я открою дверь твоей ручкой… И спокойненько выпрыгну с террасы… Сеймур совершенно прав в своем диагнозе.

Пока он говорил, я лихорадочно соображал: он меня провоцирует… а если все-таки это правда?… Ничего не оставалось, кроме как рисковать.

— Ну что ж… Я и так не прочь был соснуть.

— Ты понял, что я сказал?

— Понял… Но это пустая затея.

— Почему?

— Потому что Сеймур не настолько глуп. Он оставил в коридоре человека.

Глаза Толи сверкнули:

— Это правда?

— Нет, конечно… Так же как и то, что ты насыпал чего-то в сок.

Он долго молчал, глубоко задумавшись. Лицо его, только что грозно нахмуренное, постепенно смягчалось.

— А ты веришь, что мы что-то найдем там? — спросил он.

— Почти уверен…

— Что? Людей?…

— Ну, не знаю, людей ли; во всяком случае, мыслящих существ.

— А если это будут мыслящие пауки?… Ты будешь доволен?

— Для того чтобы быть пауком, мозги не нужны.

— Как бы не так! Человеческая история полна ими, даже гениальные пауки попадались… Ну так что, если мы их и там обнаружим?

— Придется смириться.

— Хорошо, смиримся. А потом вернемся на Землю и скажем: «Простите, но мы нашли там мыслщих пауков».

— Ну и что?

— А то, что нам ответят: «Жаль средств, которые мы потратили». — Он задумался и с язвительной улыбкой продолжал: — А впрочем, скоро опять соберутся и решат: «Пауки — это случайность. Где-то есть и люди». И снова начнут сооружать звездолет, еще более дорогой и совершенный.

— И может быть, в следующий раз удастся…