Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

— Ну да, а на ней все построено. В речи на суде Бухарин почти уже верит во все, что говорит. При всей их полярности, в важных точках характера Сталин ему очень близок. Он вошел в его роль, принял ее и исполняет с достоинством. Это не забитый Рыков[7], говорящий вымученные слова. Нет, Бухарин говорит — мы, заговорщики, парни раздольные, лихие и свое контрреволюционное дело делали спустя рукава. Сюжет его заключительной речи — заговор был, но велся вполсилы. Так он подводит к доказательствам, что шпионом не был, Менжинского не убивал и вообще не причастен ни к одной смерти. С другой стороны, зачем Бухарину вообще затрагивать этот сюжет? Мы, мол, неполноценно делали свое злое дело, без убежденности в том, что его вообще надо делать, — и якобы это все Гегель называл несчастнейшим сознанием. Зачем ему весь этот сюжет? Заключительная речь производит впечатление энергией и курсивностью, которая не покидала его до предсмертного часа. А теперь насвистывают: то «Бухарин — пионер рынка», то «Бухарин — мерзавец, как все большевики». Погудки для дураков, они просто смешны.

— Слыхал даже, что «Бухарин — убийца Есенина»!

— Случай Бухарина уникален, надо давать отчет. Его не подвергают телесным пыткам, дают в камеру столько книг, сколько закажет. Он пишет там философский трактат и роман, препираясь с наседкой Зарецким. Надо же быть в состоянии творить на Лубянке столь энергическим образом.

На февральском пленуме 1937-го Осинский[8] выступает и, спасая себя, говорит: «Да что вы с ним обсуждаете? Отправляйте его на Лубянку!» И тут же рассказывает, как встретил Бухарина на улице, и тот признался, что не понимает категорий «противоречие» и «качество». Выходит, даже для сдавшегося Осинского это все еще существенно.

Бред истории — моя любимая тема. Бреда на пленуме много, но на уровень высокого абсурда, фундаментального для Homo sapiens, поднимаются только двое — Сталин и Бухарин. Зато самые подлые там Ежов, Каганович и Молотов. Молотов Бухарина прямо толкает в могилу. Но когда он обвиняет его в приверженности к буржуазной демократии, Бухарин напоминает про 7-й конгресс Коминтерна[9]. «А помните, — говорит, — мою речь против буржуазной демократии на Учредительном собрании?» В их среде все еще привычно помнить о Коминтерне, марксизме и Учредилке.

У Бухарина на пленуме никакого ресурса оборонной наступательности. Появится таковой на Лубянке, когда он встанет на путь признания — и обретения новой идентичности. А найдя, вступит в бой с Вышинским. Только по частным вопросам, но — в бой!

— Разве предарестное письмо «будущему поколению вождей партии» написал человек, лишенный идентичности? У меня обратное ощущение.

— Вот тебе — пленум, и лишь через десять месяцев письмо Сталину. И сразу затем процесс.

119. Интеллектуальная потребность Сталина в Бухарине — основа расстрельного сценария

— При полной нераздельности политической и частной жизни, при речевой невозможности их развести — разве эта среда допустила бы признание человеческих ощущений и слабостей? Частная жизнь растворялась в политике, а та, в свою очередь, трактовалась монопартийным существованием. Мифом исключения любого мира в Мире — кроме единственного, который они сами представляли. Случай Бухарина незауряден — его человечно-слабое слово перерастало в подрыв императивов поведения, в разрушение основ.

Идет февральский пленум. Бухарин уже и террорист, и вредитель, и человек, входящий в союз с Гитлером. Как вдруг Сталин ему говорит: «Ты должен войти в наше положение… После всего, что произошло с этими господами, как Тр оцкий, которые договорились до соглашения с Гитлером, — ничего удивительного нет в человеческой жизни». Что это? Можно сказать, Сталин ваньку валяет: ясно же, что он назначил Бухарина к смерти. Но зачем он это говорит? Нейтрализовать возможное противодействие членов ЦК новой казни? Незачем после того, как те отправили на тот свет Зиновьева с Каменевым. Или это зачем-то самому Сталину нужно?

— Сталин себя убеждал в том, что так надо?

— Не убеждал, иначе. Есть слова, которые запомнила старуха Дан Лидия Осиповна — родная сестра Мартова и, кстати сказать, жена Дана. Что самая человечная, может быть, даже единственная человечная сторона в Сталине та, что он не мог допустить, чтобы кто-то был в чем-то лучше его. Но что это значит при растворении частного существования в политическом? Которое, в свою очередь, трактуется по законам окончательного решения? Это означает, что Сталину нужно изыскать сценарий, в котором Николай Бухарин превратится в человека, удостоверяющего правоту его, Сталина, при отправке на смерть. Причем сценарий должен был стать общим для них обоих.