Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

Из выхода мемуаров Бисмарка сделали общесоюзное событие. Об этом есть донесение посла Шуленбурга. Все газеты дали рецензию, и ни одной газете (включая «Правду»!) не разрешалось печатать рецензии без личной визы Ерусалимского. Только он теперь знал, что хочет Сталин!

По многим признакам я ощущал 1940 год как роковой и что мы в СССР переступили рубеж, где нас что-то подстерегает. Я понимаю, как Сталин допустил, чтобы у наших вооруженных сил не было не только оборонительной концепции — что даже плана обороны не существовало.

Сталин никому не позволял ничем распорядиться и не делился тайными ходами мысли. Сам же попал в вилку-ловушку двух версий, которые никак не мог согласовать. Гитлер ему намеренно подбрасывал поводы для тревог — это о них Сталин сказал Ерусалимскому «пусть попробуют»; заодно то был добавочный инструктаж Молотову перед поездкой в Берлин. Молотов ведь очень жестко с Гитлером говорил, а потом Сталин уступил по всем пунктам. Думаю, после финской войны и падения Европы, чувствуя неготовность к войне, Сталин пытался скрыть слабость за жесткостью требований.

В тактических целях он создавал иллюзию могущества и мало-помалу сам поверил в нее. Но то была стратегическая ловушка. Либо разделить Мир с Гитлером, пойдя дальше пакта 1939-го, вплоть до выхода к Персидскому заливу (зачем вам какая-то Румыния — Молотову говорили в Берлине — берите Индию!). Либо, помедлив и словчив, изготовиться нанести Германии удар первым.

Скрывая все от Молотова и других, Сталин не догадывался, что Гитлер читает его тайные мысли!

131. Гитлер, раскусивший сталинскую игру

— Конечно, ужасной ошибкой было разоружение старых границ. С военной точки зрения следовало оставить все эти знаменитые УОРы, границу 1939 года, которая была превосходно укреплена, и за ней держать основную массу войск. Выдвинутые части использовать путем маневров — удар-отступление, удар-отступление, не втягивая в затяжные бои. И, насадив армию на старую границу, задержать немецкое наступление. Но ведь вообще не было оборонительного плана! Зато, когда Шапошников предложил перенести базы снабжения на Волгу, Мехлис сказал: вы, я вижу, собрались воевать на советской территории? И Сталин эти глупости слушал. Посчитал, что раз Гитлер все ему поотдавал на востоке, он и дальше будет отдавать, а когда на западе встретит сопротивление, Сталин развернется сам и ударит.

Гениальная была бы игра в принципе! Если б только Гитлер не раскусил Сталина и не видел его игру насквозь уже с лета 1940-го. Этой игрой Сталин тогда сам подсказал ему идею «Барбароссы». Здесь тоже свой диалог судеб.

Часть 9. Война и возвращение с войны

132. Гроссман — о комиссарах. Эренбург как советский спаситель

— Прекрасно помню, как Гроссман мне сказал: теперь комиссары пойдут на слом, но 1941 год без комиссара нами был бы проигран.

— Чем так важен был комиссар?

— В 1941 году речь шла о сражающейся человеческой массе, но еще не об армии, действующей по законам военной организации. Для массы очень важна роль цементирующего примера и личного бодрящего слова. Комиссар 1941 года был ключевой фигурой сопротивления. Не контролер при командире, а человек, имевший дело с людьми, которые тогда могли выбрать — воевать лучше, воевать хуже либо не воевать совсем. В условиях, когда все советское рушилось и погибало.

Гигантскую роль Эренбург сыграл в 1941 году. Сейчас трудно себе представить «Красную звезду» с его каждодневными статьями, а я помню, как мы в армии вслух читали эти статьи. Комиссары зачитывали их бойцам. Наибольшую роль Эренбург сыграл именно на переломе 1941 года — отклонением страха перед парализующим натиском немцев. Вызывая презрение к сильнейшему противнику, он делал это очень умело — не верь, что немец сильней тебя! Эренбург внес в войну недостающий элемент презрения к превосходящей силе врага. В 1941 году очень важно было поверить, что Германии вообще можно противостоять.

Это нужно было не нам, молодым интеллигентам-антифашистам, а миллионам мужчин, которых выхватили из жизни и послали на войну. Тем нужны были другие слова, и Эренбург им их дал. Ведь Красная армия бежала, и любой мог просто отойти в сторону — одни хотели воевать, другие не хотели.

Все-таки в 1941–1942 годах еще нет военной машины — есть воюющее людское множество, призывники с массой добровольцев. В 1943 году доброволец почти исчез, он был истреблен. Молодежь ломилась на фронт, но в целом доброволец перестает быть типичной фигурой. А в начале войны доброволец критически важен, особенно ополченец-доброволец 1941-го. Гибель московского ополчения вообще особая страница, мои там почти все полегли.

— Ты-то сам не в 1941-м был ранен?