Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

Культура конфликтна по отношению к человеку-добытчику, который — когда-то, где-то — превозмог обреченность вида. Воспоминание об обреченности и о том, что человек ее превозмог, дышит внутри культуры. Когда эта память утрачивается, перестав быть интимно-витальной для человека, то и культура становится избыточна.

— Миф глобализации именно в том, что «теперь человек сможет все».

— Это «все» базируется на его способности уничтожить себя и жизнь на Земле. По отношению к чему культура выступает в роли дуэлянта, бросает вызов, говоря: нет, брат, — не все! Она настаивает на том, что человек не должен уметь делать все. Только так откроется вход в Мир динамики разнообразного.

Идея человечества из проекта неосуществимого и двигавшего человека его неосуществимостью превратилась во что? Эта идея иссякла? Или она исчерпала свой ресурс неосуществимости, подобно Второму Пришествию? Нет, она дискредитирована осуществимостью — которая, перестав совпадать с утопией человечества, стала извращением его, оборотнем.

— Бердяев предупреждал об опасной простоте осуществления утопий в ХХ веке.

— Да, он вел к антиутопии, но после Сталина и этого мало. Что нужно исследовать? Я сказал, что человеку грозит утрата некоторых его решающих свойств. Но что это за свойства, которые, будучи непременными условиями воспроизводства вида, могут быть утрачены — тогда как физически вид продолжается? Что это за страшные моменты?

Несбывшееся человечество мнимо осуществилось глобализацией. Проект человечества сделался невозможным в его функции условия воспроизведения вида — зато в формах глобально осуществленного стал вероятным фактором самоуничтожения. Эта точка мне важна.

— Итак, история исчерпана, а породившее ее христианство живет?

— Классическое христианство удержалось тем, что успело отстраниться от прямого участия в истории, а коммунизм не успел. Ситуация холодной войны это для него вообще исключила. Произошел вторичный прорыв, принципиально несводимый к предпосылкам. Из сферы, где царила холодная война, в абсурднейшей перспективе панубийства человека и высших форм жизни вообще, идет прорыв к жизнедеятельности человека, где основным ресурсом будет уже не Земля, а сам человек.

221. Новая смертность рода Homo sapiens. Задача переоткрытия жизни

— В ХХ веке человек возвращается к тому соотношению с Вселенной, которое было сугубо небезразлично его архаическому предку. Он заново ощутил себя смертным родовым существом. Это ощущение вводит его соотнесенность с Вселенной в отношение к текущей истории. Человека озадачивает судьба Вселенной, в пределах которой он стал одинокой фигурой.

Это заново стало мерилом. А в XIX веке кому было дело, тысячу или миллиард лет просуществует Солнечная система? Нынешний человек неосознанно ввел поправку на смерть в отношение к сущему и к своему месту в мироздании.

От Сократова переворота человек возвращается к досократовскому времени. Он ставит под сомнение высоконравственный императив определяемости человека через человечность. Нацистская душегубка и Колыма делают невозможным утверждать, что человек есть мера всех вещей, — в лагере и без Сократа все на этом построено.

Поскольку речь идет о Гитлере и о Сталине, с этими двумя персонажами человеческая жизнь оказалась развернута к смерти. Здесь виден масштаб задачи переоткрыть жизнь. Которая еще должна найти свой язык, свой ход к повседневности.

222. Светлый ужас конца века

— ХХ век для меня я бы назвал — светлый ужас. Ужас остается ужасом, сохраняя внутренне просветляющую сторону, не приписываемую ни к чему. Катарсис века — это доведенная до прозрачной остроты потребность быть с кем-то. Быть вдвоем в этом веке означает уже быть со всеми на Земле. Этот катарсис предъявлен самыми страшными местами планеты: Варшавским гетто, Треблинкой, Колымой! Мне могут возразить, это вопрос психологии или экзистенции, — нет, здесь существеннейшее, не до конца уясненное нами отношение к истории. Когда мы говорим: ничего не делать в обход человека, это значит — не мешать ему быть где-то с кем-то. Вся человеческая жизнь может быть направлена только на это. Но до того она должна стать невероятно богатой внутри себя и научиться совмещать человеческие врозь и вместе.

Последний разговор в феврале 1995-го