Читаем Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством полностью

Маркс никогда не говорил, что азиатский способ производства несет в себе якобы эмбрионы капитализма, — все наоборот. Поскольку есть уже экономическая общественная формация, то остальные — которые имманентно едва ли бы к этому пришли — вынуждены стать ступенями к финальному состоянию капитала.

— Прости, а кто решил, где самое прогрессивное? То есть Маркс вывел из внутреннего объективного закона развития, что лучше для отсталых?

— Сперва он, как хороший ученик Гегеля, вывел это из природы Духа. Ведь чем занимается абсолютный Дух, в чем себя овнешняет? В народах-ступенях. Можешь это назвать расизмом и как угодно, но для Гегеля здесь тактика исхода из катастрофы Просвещения. Ему ясно, что Французской революцией Просвещение терпит катастрофу, и он отклоняет деление человеческой жизни на разумное — и неразумное, которое должно «вразумлять». Отклонив, он саму историю обращает в вразумляющее движение Духа. Вершины истории, ее падения, бездны — Гегелем всё включено; движение Абсолютного Духа уравнивает всех. Бездны и зло человеческого существа более не удалены за ограду разума. Но в негегелевском мире тут затруднение: может ли капитализм самореализоваться внутри себя? Или ему необходимы для этого некапиталистические общества?

Капкан внутреннего движения и капкан реализации в чем-то совпадают. Если первоначальная проблема не поддается решению в ее унитарной редакции (глобальность не может быть унитарной), то реализация тем более унитарной не может быть. Будучи планетарной, она не может быть унитарной — но какова же тогда эта самая не-унитарная революция?

78. Карл Маркс, заскучавший за «Капиталом». Конфликты всемирных альтернатив

Как рождалась идея «руководимой спонтанности»

— Вот вопрос конца жизни Маркса. Вот почему Маркс не смог кончить «Капитал» и стал искать решение в русской народнической революции и тому подобном. Здесь проблема конфликта разнонаправленных развитий между неумолимым движением к единству и неустранимыми различиями в типах и образах человеческой жизнедеятельности начинают передвигаться в центр мышления. Таков Маркс уходящий, Маркс последних лет жизни. Маркс, для которого аграрный вопрос, хотя бы в виде проблемы общины, приобрел фундаментальное значение, ибо в свете его он пересматривает исходную аксиоматику.

Когда я говорю, что у Маркса возникает проблематика конфликта разнонаправленных развитий, что я имею ввиду? Не просто, что одна сторона идет впереди, а другая от нее отстает. Та уже вошла в высшую фазу развития, а другая застряла в первоначальной фазе. Я имею в виду другое.

Все страны идут по такому пути развития, где капитализм, буржуазная цивилизация, буржуазное гражданское общество является непременным основным звеном. Оно — модель, куда втягивается мировая история, все наследство — культурное и материальное — этих обществ и из ресурсов которой в эмбриональной форме отрицания рождается коммунистическая цивилизация.

— Итак — одни достигли этой фазы, а другие ее не достигли или только начинают?

— Нет. Я думаю, что для этого последнего, условно «третьего», уходящего Маркса последних лет его жизни речь шла уже о другом. О том, что возможно другое развитие. Которое тоже является универсальным, но идет другим путем, имея другую магистраль, обладающую всеми признаками развития. Прежде для Маркса развитие было одно, в единственном числе для всего человеческого земного шара, а теперь возможны развития, во множественном числе. Тогда встает новая проблема того, как это другое развитие, идучи своим ходом и взаимодействуя с классическим буржуазным развитием, создаст собственный вход в коммунистическую цивилизацию? Ведь на промежуточных ступенях между ними возможны тяжкие конфликты развитий — в форме войн, ожесточенных столкновений. Здесь в смутной, первоначальной еще форме, присутствует многое из последующего, что мы переживали на нашем веку. Тогда есть не только развитие, а еще и неразвитие, предразвитие, недоразвитие, отставание и т. п.

Сама постановка вопроса о том, что развитие возможно во множественном числе — конечно, требовала ревизии всех первичных посылок. Обладал марксизм ресурсами изменения аксиоматики своих собственных посылок? Если бы речь шла только об ортодоксии II Интернационала, можно сказать, что не обладал. Но в этой связи возникает фигура Ленина, опыт Ленина, его место.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука