Третья

Его черные глаза мне не нравились. То были глаза помешанного на жестокости человека, глаза, привыкшие видеть во всех врагов.

‒ Нет. Сказала, что есть пациент, которому нужно помочь. И что мне за это хорошо заплатят.

‒ Это все, что для Вас важно?

‒ Все.

Барон рассмеялся, растянул губы в сторону и стал похож на акулу.

‒ А она мне нравится…

Псы, как по команде, ухмыльнулись тоже.

Пора было уже миновать прихожую и этого человека – первую контрольную точку, но хозяин дома все искал что-то ‒ возможно, несоответствия в моем поведении. Принюхивался, как крысятник.

‒ Как называется госпиталь, в котором Вы работаете?

‒ Это частная клиника. «Медеталь».

Название я не выдумала, но только сейчас сообразила, что использовала имя центра пластической хирургии и сделала первый шаг к пропасти.

‒ Давно Вы там? На какой должности?

‒ На должности анестезиолога-реаниматолога. Нам не пора осмотреть пациента?

Наверное, затыкать его не стоило. Это рискованно и опасно, но он мог продолжить задавать дурацкие вопросы, на одном из которых я непременно спалилась бы.

‒ Как Вас зовут?

‒ Грета.

Кивок охранникам.

‒ Проводите Грету… к пациенту, ‒ на последнем слове человек с черными глазами неприязненно поморщился. ‒ И да, катализатор доставят Вам через десять минут.

* * *

Они, охранники, не желали оставлять нас одних – меня и сидящего у стены смуглого парня. Пришлось одного отправить за чистыми полотенцами и теплой водой, другого ‒ за этиловым спиртом.

Иногда нужно просто играть роль, и я играла. Роль уверенной наседки-медика, жесткой и точно знающей, что нужно делать. Им пришлось выйти.

И я впервые рассмотрела пленника. Или, скорее, то, что от него осталось.

Ни одного живого места ‒ сплошные следы пыток, кровоподтеки, жуткие на вид синяки, не человек – месиво.

Меня впервые накрыла паническая атака – сейчас часы тикают иначе. У меня, может, минута или две, я должна успеть все сделать до возвращения псов. Сделать быстро и правильно. Бешено заколотилось сердце; кажется, таблетка Эйса перестала помогать. Из ступора пришлось выдергивать себя неимоверным усилием воли – действуй, Лив! Только при верном раскладе ты уйдешь отсюда живой…

Это подстегнуло.

Первым делом я отметила, что перегородка, отделяющая комнату от коридора, присутствовала и, значит, есть где укрыться от взрывной волны. Первый плюс. Минус – пациент скулил. И стоило мне раскрыть перед ним чемодан, как он заорал, напуганный:

‒ Не смейте меня лечить, не смейте… Убейте! Слышите?!

Он находился в шоке и сейчас жил одними инстинктами, понимал, что не выдержит новую порцию боли, уже не сможет ее перенести.

‒ Тихо, тихо… ‒ Если бы он только знал, как мне внутри плохо, как сильно у меня трясутся руки и как сложно мне играть в «доктора». Но я пыталась. – Я тебе… помогу…

‒ Нет! Нет! – я никогда не слышала, чтобы кто-то так орал. Как будто в него наживую втыкают скальпель, хотя я даже не приближалась. – Яду… Вколите мне, пожалуйста, яду…

И он заплакал.

Вся его одежда была в крови, бурые разводы на полу, слипшиеся пряди волос. И дикие, отчаявшиеся глаза загнанного в угол животного. Он даже не подпустит меня со шприцем, если поймет, что это регенерационная сыворотка.

‒ Ш-ш-ш, ‒ прошипела я, успокаивая, ‒ я дам тебе снотворное. Хорошо? Много снотворного…

‒ И я умру?

Он не понимал, что говорит, он стал диким; в этот момент на улице снаружи дома что-то грохнуло – по коридорам раздался топот ног.

«Только бы самой не в обморок, только бы продержаться»

‒ Ты хочешь умереть?

‒ Хочу…

Он не хотел. Но еще больше он боялся новых пыток.

‒ Ты уснешь, да. Насовсем. Хорошо?

Нормальный человек бы пришел в ужас, но этот, смуглый почти до черноты, еще совсем молодой парень, мелко закивал.

‒ Да… Хорошо… Усну.

‒ Молодец.

И я приблизилась к нему.

‒ Это будет конец, да? – шептал он, пока я аккуратно поднимала его отекшее лицо за подбородок, открывая доступ к шее. – Конец… да?

‒ Да.

Что я говорю? Зачем обещаю ему смерть?

Одна часть меня уже давно лежала в обмороке. Или же пряталась в темном углу, уткнув лицо в колени, закрывшись руками, как непроницаемым куполом. И только та, которая держалась на таблетке Арнау, вспоминала, куда именно нужно вводить раствор. Всплыл в памяти кадр, где Эйс стучал себя по шее ниже подбородка: «сюда» ‒ и он указал подушечкой пальца.

«До самого конца…»

Игла была короткой. Я втыкала ее с чувством, что протыкаю собственную кожу; пациент дрожал. Нажать на поршень, раствор внутрь…

Кто-то зло орал вне комнаты, голосили в других помещениях. Дом наполнился суматохой; я не знала, что именно творилось снаружи. Знала только, что, если сюда войдут, если меня раскусят, я стану таким же кровавым месивом, как человек, чьего имени я не знала.

Щелкнул дверной замок, и этот звук заставил меня вздрогнуть: он практически вызвал во мне инсульт – я думала, что охранники вернулись. Но нас, как и предполагал Эйс, закрыли на ключ снаружи. Значит, пока все по плану…

Но не по плану.