Третья дама

Подводя этот устный итог, детектив Эда из полиции Одавары одновременно выуживал из многочисленных карманов смятые бумажки. Начертанные на них каракули скорее походили на какой-то шифр, однако, разглаживая, он бережно разложил их на своём столе. Разумеется, показания всех опрошенных он заносил в официальный блокнот, но когда ему требовались отрывочные сведения или возникала необходимость объединить их, он вырывал странички из блокнота и раскладывал их на столе. За годы работы в полиции он разработал целую систему, по которой гораздо удобнее было делать записи на отдельных листках бумаги с самого начала. И всё же эти мятые клочки красноречиво свидетельствовали о неорганизованности его натуры.

Впрочем, содержащаяся в неряшливых бумажках информация оказалась довольно значительной, чтобы полностью завладеть вниманием начальника районного отделения полиции Сасаки, сидевшего по другую сторону стола. Начальнику не нравились неорганизованность и нетрадиционные методы Эды, а также его нежелание работать в команде, но он знал также и то, что среди всех его людей не найдётся никого, кто обладал бы такой цепкостью, хваткой и умением выйти на след. Было утро 17 марта, и они ждали приезда старшего следователя по делу, а такие встречи всегда носили нервозный характер.

— Остановился он в старой, неприметной гостинице, где работают сплошь местные старожилы, у которых можно о многом выведать. Возможно, это просто случайность, но этот постоялец поселился в номере на втором этаже, откуда виден краешек «Эмеральд вью» и откуда он мог спокойно наблюдать за отелем. Кстати, несмотря на холод, окна у него всё время были открыты.

— Как я понял, лет ему было около сорока, и говорил он с осакским акцентом, — сказал Сасаки, припоминая, что слышал раньше. Это был крепкого сложения человек с пристальным, «давящим» взглядом и крупными ушами. Порой ему недоставало сообразительности, что, впрочем, с лихвой восполнялось силой воли и напористостью.

— Совершенно верно. В гостинице он зарегистрировался под именем Комао Икэгами. Он назвал адрес в Осаке и представился писателем, только в писательском мире, оказывается, никто и слыхом не слыхивал о таком имени. Боюсь, здесь он допустил промашку.

— Да уж. И кстати, не исключено, что именно он приходил послушать выступление Мидори в «Эмеральд вью» одиннадцатого февраля, и он же «подкатывал» с расспросами к Садао Умэдзаки в баре двенадцатого февраля.

— Да, чует моё сердце, что здесь вы правы. И возраст тот же, и очки такие же, и тот же осакский акцент. Только, по словам Умэдзаки, человек, беседовавший с ним, управляет ночным клубом где-то на берегу озера Бива. Он даже назвал Умэдзаки свою фамилию, но тот забыл её. Правда, когда я беседовал с ним ещё раз позже, он, похоже, был твёрдо уверен, что фамилия незнакомца точно не Икэгами.

Кем бы ни был этот человек, он словно тень подкрался к Мидори Нагахара и Юко Кумэ. Это впечатление сложилось у Эды ещё на следующий день после убийства, когда он заезжал в «Эмеральд вью» и беседовал с Умэдзаки. Это чувство возникло у него сразу же после того, как Умэдзаки рассказал ему о смерти Мичия Кумэ два с половиной года назад и о подозрении, павшем в связи с этой смертью на Мидори Нагахара.

Эда не забыл, как Умэдзаки тогда пробормотал: «Кажется, недавно я кому-то уже об этом рассказывал». Эда тогда не преминул поинтересоваться, что означают эти слова. Умэдзаки копался в смутных воспоминаниях, но благодаря настойчивым расспросам Эды история начала вырисовываться. В прошлый приезд Умэдзаки в Хаконэ, кажется, вечером двенадцатого января, в баре отеля к нему, помнится, привязался какой-то тип с осакским акцентом, который принялся расспрашивать его о Мидори. К тому времени сам Умэдзаки уже порядком «поднакачался» спиртным, но всё же поведал незнакомцу всё, что знал о Мидори и о прошлом Мичия Кумэ.

После таких слов Умэдзаки Эде сразу же припомнилась сестра Мидори Аканэ. В ночь убийства она сознательно избегала каких бы то ни было упоминаний о личной жизни сестры. Эда пока ещё не мог понять, как это можно было бы связать с делом, но смекнул, что здесь, возможно, есть за что зацепиться. Когда он первый раз беседовал с Аканэ, она упомянула о каком-то мужчине, который шагал за Мидори по тропе. Эда сразу же послал одного из своих подчинённых проверить все местные отели и гостиницы в надежде обнаружить возможные нити. В ходе этих поисков выяснилось, что человек с кансайским акцентом, представившийся писателем, останавливался в гостинице «Фумотокан».

Теперь важно было установить, является ли постоялец гостиницы «Фумотокан» и незнакомец, беседовавший с Умэдзаки, одним и тем же лицом.

Сасаки задумчиво погладил двойной подбородок и с сомнением посмотрел на смятые бумажки Эды.

— Короче говоря, нам предстоит выяснить, солгал ли этот человек насчёт своего имени и рода занятий как в гостинице, так и во время разговора с Умэдзаки, а также установить, существует ли такой управляющий ночным клубом на побережье озера Бива.