Третья истина

Лулу приостановилась, захлебнувшись потоком собственных вопросов.

Виконт чуть повернул голову в ее сторону и, посмотрев на Лулу долгим взглядом, сказал:

– Видишь ли, Александрин, – война!

– Ка-ак, война??? Настоящая?

– Более чем.

– Все пойдут воевать?

– Многие… пойдем отсюда, Александрин, солнце сильно печет.

Легко соскочив с копны сена, он подал ей руку:

– Ну, спускайся!

Лулу, держась за его руку, сползла с сена и сейчас же спросила:

– А мы что будем делать? Тоже пойдем воевать?

В ее воображении пронеслись всадники-паладины, и они среди них на золотистых конях со шпагами… Мечтания были прерваны коротким смешком Виконта.

– Я помню, что тебя манят ратные подвиги. Что касается меня, я рад, что пока могу избежать участия в этой кутерьме.

Лулу огорченно взглянула на него:

– Значит, вы не поедете сражаться? – Убегать на войну без него было не так заманчиво.

– А с кем мне там сражаться?

– С врагами!

– У тебя есть враги? Я к их услугам.

– Не у меня…

– Ах, у тебя их нет? У меня тоже. В таком случае сражение пока можно и отложить.

Не найдя, что возразить, Лулу безмолвно пошла рядом с Виконтом, изредка поглядывая на его лицо: не пригласит ли он ее помочь в каком-нибудь деле. Однако ее почти тотчас же позвали из окна. Подняв голову, она увидела, что зовет Тоня.

– Пардон, мсье! – Лулу церемонно присела перед Виконтом. Дождавшись кивка, которого согласна была бы подождать и подольше, пошла в дом.

В зале, куда Тоня втолкнула Лулу, собралось все семейство, кое-кто из прислуги и какие-то посторонние люди. Среди них Лулу узнала двоих офицеров, бывавших прежде в гостях в Раздольном. Господин Курнаков, выпрямившись, как на карауле, строго одетый, четко и жестко говорил о войне, манифесте государя-императора и о том, что все, в едином порыве готовы отдать жизнь и кровь за победу славянства. В Лулу все протестовало: не отец должен был говорить эти красивые слова. Почему их не сказал только что Виконт? С каким воодушевлением Лулу кричала бы «Ура!» и первая бросилась отдавать свою жизнь и кровь. В чем дело? Неужели здесь кроется какой-то обман? Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, она всматривалась в лица окружающих ее людей: маман возвела глаза к потолку, тетка прослезилась, братья стоят со злодейскими лицами, выпятив груди, мужчины-слуги все мрачные, из девушек кое-кто плачет… Вот и Тоня у двери прикрыла лицо платком, как будто случилось большое несчастье. Лулу стало не по себе. Она понимала каждое слово и все-таки не поняла чего-то главного… ясного всем остальным. Отец выглядит уверенным и даже довольным, но если доволен отец… Лулу побоялась додумать до конца свою мысль, но она снова и снова упорно кружилась в ее голове. Послышался сдержанный говор, все стали расходиться. В сопровождении офицеров, звеня шпорами, отец направился к двери. Лулу сделала шажок, чтобы отступить за спину Тони, но вдруг услышала неприязненный вопрос:

– Господин Шаховской, почему вы не потрудились прийти? Что, честь Отечества для вас – пустой звук?

Виконт, только что появившийся в дверях, спокойно ответил:

– Отнюдь! И потому я здесь. Несмотря на хозяйственные дела, которые, если помните, отныне в моем ведении…– помолчав секунду, он добавил с еле уловимой насмешкой:

– Я не предполагал, что вы закончите так быстро.

Господин Курнаков отвернулся и проворчал:

– Вы всегда найдете отговорку.

Один из офицеров обратился к Шаховскому:

– Вы, очевидно, не подлежите мобилизации?

– Я считаю целесообразным оставить его здесь! – вмешался отец.– Не Пузыреву же, в конце концов, справиться в случае чего. Нет, в доме должен остаться крепкий мужчина.

– Благодарю за оценку! О делах, очевидно, располагаете поговорить позже?– Виконт слегка поклонился и отошел, не ожидая ответа.

Управляющего, Алексея Кондратьевича Пузырева, бледного, испитого, худенького человечка, Лулу видела всего несколько раз и всегда поражалась его заморенному виду и петляющей походке. Представить, что он способен вообще с чем-то серьезным справиться, невозможно. Тетка как-то обронила, что не будь он родней, давно пора б взашей. Незнакомое слово, но можно догадаться, что его бы уволили. Значит, Виконт остается оборонять дом? Враги могут появиться и здесь? Но обычного подъема при мысли о врагах, атаках и обороне, она не испытала. Виконт не захотел даже слушать, что скажет отец о войне, да к тому же еще и откровенно солгал: не считать же важным хозяйственным делом сон на сене!

Очевидно, у нее был такой растерянный вид, что тетка, проходя мимо, заметила:

– Ишь, чувствительная какая, переживает…

– Евдокия Васильевна, ваша племянница, очевидно, переживает из-за невозможности продолжать занятия. По поводу разлуки с почтенной госпожой Фон Граббе она буквально рыдала сегодня на заднем дворе, скрываясь от посторонних глаз, – печально произнес стоящий рядом Виконт.

Лулу с удивлением на него посмотрела.

– Нет, нет, брату в доме не нужна германская шпионка, – у Лулу от этих теткиных слов радостно потеплело на сердце. – Других сыщем.

Радость угасла. Призрак еще неведомого чудовища погасил ее.