Третья истина

– Будете яблоки, как люди, поедать, или соляными столбиками на пороге стоять? Тима, ты реверанс этим ломакам сделай! – Катя постаралась переставить ножки брата в нужной последовательности.

Лулу вскинулась на «ломак», но возня улыбающегося толстячка, который шлепнулся на пол, пытаясь при этом укусить кусочек яблока, очаровала ее.

Девочки засмеялись.

– Ладно. Давай нам тоже. Только одно на двоих, а то мы в школе обе яблоки ели. Правда, Шур? Какой здесь стул сломанный, я всегда забываю…

– Не бойся, батька починил. У него теперь времени много.

Лулу все еще молчала, оглядываясь. Она никогда в жизни не была в комнате с такой странной обстановкой. Как можно было выбрать подобные вещи для оформления? Светлые занавески и столешник делали общий вид помещения веселеньким. Но если приглядеться…

Почему хозяева не выбросят этот большущий ободранный сундук в углу, больше того, на нем, похоже, кто-то спит по ночам? Покрыт одеялом… Это же столовая? Вот канарейка в клеточке. Наверное, поет хорошо… Птичек в Раздольном не держали, разве что куриц и гусей… Но стоит эта клеточка на странной этажерке, от которой отслоилась фанерка… И стулья почему-то разные, это же разнобой?

– Катя, ты, что теперь, как-то бедно живешь? – спросила в задумчивости Лулу и тут же поняла неловкость своего вопроса.

– Это чт'o ты, из-за Тимки решила? Так его одень, через полчаса грязный и ободранный, как поросенок…

– Я ей сказала, Кать, – вступила Таня, – ты не обижайся. Мы же обсуждали с тобой. Помнишь? Она же одна только может против Лавровой, а та такие вещи говорит… И вовсе учиться нельзя будет. А вам и вправду, может, чего надо? И отец велел спросить.

– Ха, мы, что одни в чистом поле? Помогают же. Что, Шура, лучше по-твоему, когда всего вдоволь, но все друг с другом грызутся или, когда чего-то не хватает, но дружба?

Лулу не нашлась, что сказать, а Катя продолжала:

– И потом. У батьки профессия нужная, только вот плохо – уехать придется от вас. Железная дорога-то одна. Ничего, в гости позову. Наверное, в Миллерово подадимся, или в Белокалитвинскую…

Лулу вздрогнула:

– Лучше в Белокалитвинскую!

– Почему? Она поменьше, вроде.

– Там хорошо, особенно зимой. Мне говорили…

– Ну, ладно, поживем – увидим, как бабка говорит. Вы лучше расскажите, чего там, в гимназии откалывают? Как меня выжили, так, небось, все Лидии Степановны от радости краковяк танцуют?

– Катя, – Лулу уловила в ее голосе нотки обиды, – не жалей эту гимназию, я бы сама ее с удовольствием бросила!

– Нет, девочки, учиться надо, пока есть такая возможность, – рассудила Татьяна. И Лулу в очередной раз поразилась ее взрослости. В отличие от других девочек, Таня никогда никому не подражала и вела себя, как большая.

– Девочки, а какого я вчера петрушечника видела! Смешнющего, в соседнем дворе. Васек побежал, и мы с Тимошкой подались…

Лулу уже полностью освоилась и получала большое удовольствие от самых простых вещей, которые были так долго недоступны. Посмеяться вместе, переглянувшись с подружками, посидеть вместе. Как хорошо, что к изголодавшейся по общению Лулу подошла именно Таня. Хватило бы сил отказаться от дружбы с кем-нибудь другим?

– Здр-р-р-расти! Здр-р-р-расти!– закричала Катя тоненьким голосом.– Немножечко терпения и будет представление!

– Это как цирк? – спросила Лулу.

– Ой, лучше, хотя цирк – тоже здорово! Ты на каком представлении была, с пантомимой или борцами?

Лулу начала рассказывать про достопамятное представление, после которого она налетела на Софью Осиповну, и до сих пор неизвестно была ли это победа сыскных талантов тетки или случайность. А дальше пошло то, о чем Лулу столько мечтала еще в прошлом году. Они перескакивали с предмета на предмет, оживленно спорили, перебивали друг друга и понимали с полуслова, особенно, упоминая гимназию. И когда оказалось, что уже семь часов, стало жалко, что время пронеслось с такой скоростью.

Татьянка первая поднялась:

– Мы пойдем, смотри как темно уже. Да, Кать, а тетя Лиза где?

– А мамка с братом извиняться пошли. Сережка наш ненароком отдубасил сына хозяйки дома. Тот, дубина стоеросовая, на шесть лет старше Сергуньки, девочки, не поверите: во! – Катя раздула щеки и растопырила руки, – локти к бокам не прижмешь, жирдяй такой, а к мамке побежал жаловаться!

– А за что он его побил? – уточнила Лулу, не признающая расправ без причины.

– Да хоть и просто! Дерутся же мальчишки! Нет, вы представляете, – Катя опять прыснула, – а эта его мамаша, у нее целые три дома по нашей улице, вместо, чтоб со стыда сгореть, такого тюфяка вырастила, иль уж по шее Сергуньке настучать, говорит: «пусть этот ребенок извинится, причем, при всех!» А нашему извиниться – раз плюнуть, а если еще понадобится, он и снова отдует – ему что! Ладно, бежьте, чего вы меня слушаете, я до ночи с вами могу болтать, тем более, Шура пришла!