Третья истина

– Елена Александровна! Ее глаза, ее голос. Ты же ее почти не знала, но такое совпадение в выборе, такое созвучие в чувствах, повторение интонаций… Невероятно...

Виконт подошел, присел на корточки, пригляделся к чему-то в ней. И вдруг поднял на руки. Теперь его лицо было совсем близко. Брови сведены, отчего между ними наметилась легкая складка, серьезный взгляд скользит по ее лбу и глазам. Она почувствовала абсолютно точно, что сейчас имеет на него полное и неоспоримое право, обхватила за шею и прижалась головой к его плечу. Он медленно, без слов пошел с ней по аллее и молчал довольно долго. День был удивительно тихий. Деревья склонились, придавленные большими белыми подушками. И когда на мгновение стихал скрип снега под его сапогами, оглушительный в этом безмолвии, Лулу казалось, что пухлые горы, словно вата, наваливаются ей на уши и обрывают все звуки.

Что-то тяжелое с шумом плюхнулось на ветку. Толстая встрепанная ворона сбросила на лицо Лулу целый ком снега. Она от неожиданности засмеялась и передернулась:

– Что, холодно? – задумчиво спросил Виконт.

– Нет, на меня снег свалился!

– Конечно, холодно, ты ведь у меня южанка, – он присел на какой-то сугроб и, поставив Лулу перед собой, смахнул снег с ее лица и попытался затянуть на ней платок.

– Почему я южанка? – изнемогая от преданности и признательности, возразила Лулу. – В Петербурге, по-видимости, еще холоднее!

– «По-видимости»! – он, наконец, улыбнулся.

– Я северянка, вот!– она распахнула пальто и движением головы скинула платок.

– Не надо ничего мне доказывать. Я ошибся. Признаю, – он еще раз ласково улыбнулся, снова запахнул ей пальто и тщательно завязал платок.

На этот раз засмеялась и Лулу:

– Виконт, а вы знаете, на чем сидите?

– Знаю. На сугробе.

– У меня на снежной бабе, а вы ее еще повидать собирались!

– Да, встреча оказалась фатальной. Для нее. Смотрины не состоялись!

– Не огорчайтесь, Виконт, я изготовлю еще. Эта была кривая и маленькая. Новую я сделаю побольше, но у меня, знаете, роста не хватает.

– Воспользуйся моим.

– Тоня мне дала метлу и ведро, чтобы надеть снежной бабе на голову,

– Снеговику. Ведро – головной убор не для дам.

– Моему снеговику и кастрюлька велика, как я измерила, – она, пыхтя, скатала один шар, положила на него другой, не больше арбуза, – вот видите, а голова будет еще меньше.

– Ты не так лепишь! Всему тебя учи! – он подошел к недоделанной бабе и безжалостно разбил в снежные комья.– Давай еще снега.

Громадная белая куча, метра два высотой была утрамбована ими до невероятной плотности, после чего стала неуклонно приобретать под уверенными руками Виконта формы мешковатого мужчины с бородой и выступающими дугами бровей. Ведро было закинуто мужчине на голову и оказалось несколько маловато – лихо село на макушку. Нос шариком выдавал некоторые пристрастия сходные с Пузыревскими. Метлу в снежных рукавицах он, тем не менее, держал грозно, наперевес.

– C'est un vrai g'en'eral![38] Я сразу поняла, он сердитый, но смешной такой. Не страшный!

– Он глуповат, «g'en'eral», – больше смахивает на дворника.

– Вы, наверное, когда были маленький, тоже умели лепить. А я так не могу… И в дерево за два дня всего три раза попала, а вы –всегда.

– Нашла, чему завидовать. Тебе дано другое.

– Что? Что? Виконт, ЧТО?

– Я поговорю с тобой об этом как-нибудь. Не сейчас и не здесь.

Для Лулу это означало «никогда», – он много чего ей обещал «потом»! И для успокоения она спросила:

– Но что-то хорошее?

– Да.

– Барышня, вас ищут, ехать же пора, вы не кушали еще… Ой, Пал Андреич, а я вам чего сказать хочу! – Тоня поспешала к ним, проваливаясь в снег.

–Что вы мне хотите сказать, Антонина?

– Барышня вещей не собрала, не сказалась и убежала в сад, хозяйки лютовали, пока обыскались ее по всему дому, вы бы вступились за нее…

– Что за разговоры? Мы вместе ушли и вместе собираемся вернуться.

– А лучше бы не собирались! – с чувством вставила Лулу. – Зачем ты, Тоня, меня нашла? Можно к самому поезду прибежать, а и если бы опоздала… – Она почувствовала, что в носу забегали предвестники большого рева. Первый всхлип подавить не удалось.

– Адександрин! – предостерегающе протянул к ней руку Виконт. – Мы вас догоним, Антонина!

Тоня, обходившая со всех сторон « дворника – генерала» и восторженно всплескивающая руками, послушно закивала и пошла к дому.

– Послушай, не приступай к слезам. Прощаться с тобой я не собираюсь. Пусть в этот раз мы виделись мало…

– И всегда так!

– Постой, не перебивай меня. Тебе трудно там, я это понял. И при всем этом в необходимости системного гимназического образования – уверен. Но где бы ты ни была, хочу, чтобы помнила: у тебя есть дом, есть родные, есть я. Все, пошли.

Уже не в первый раз Лулу чувствовала, что ее проблемы становятся маленькими и разрешимыми, когда он говорит о них этим властным, не терпящим возражений голосом.