Третья истина

– Ну-ну, мадам, морщинки на лбу из-за этой чуши? Просто забудьте! Вот и ваша дверь – отдыхайте безмятежно. Не смею беспокоить вас больше посреди ночи.

Несмотря на все свои безапелляционные утверждения, в восемь утра Шаховской уже шел по платформе железнодорожной станции в Каменской.

ГЛАВА 8. «КАК СНЕГ НА ГОЛОВУ»

Наконец-то! А она уже отчаялась и измучилась ждать, думала он не придет. Но самой ехать, а тем более идти в Раздольное, хотя она, в общем-то знала путь, не было сил. Целый день хождения по городу, ночь в вагоне, которую она провела как на иголках, сидение с рассвета в Каменской, в зале – поезд почему-то пришел раньше… Еще эта история с продажей сережек! В ювелирной лавке так подозрительно на нее смотрели! Но на билет и телеграмму хватило, а вот на еду – нет. Голодная со вчерашнего дня. В зеркале дамской комнаты на вокзале она увидела воспаленные глаза, кудряшки, выбившиеся из-под шапочки, оттеняющие бледное лицо своей бронзовой яркостью… Виконт заметил ее сам, она даже не встала ему навстречу: ноги гудели, одолевала слабость, кружилась голова.

– Что такое, Александрин? – он присел рядом и оглядел ее.

Лулу вымучено улыбнулась:

– Здравствуйте, Виконт, вы сами телеграмму получили? Я так и думала. – Она говорила вдвое медленнее обычного.

– Вызвать надо было к себе. Разве можно в таком состоянии ехать? Там же есть около тебя люди. Они что, врача не приглашали? Невероятное что-то!

Ответа не последовало. Он, обхватив за плечи, заставил ее подняться со скамьи:

– Ясно. Это неважно сейчас. Едем.

Лулу покорно позволила себя вести. С появлением Виконта она лишилась остатков сил и внешне вполне оправдывала звание больной. Даже стоящий у самого выхода со станции автомобиль, со знаком в форме фиолетовой миндалины и красующейся в ней надписью «Опель», не вывел ее из апатии. Виконт помог ей устроиться на сидении, предложив: «Хочешь, приляг». Сам сел справа от нее на водительское место. Опель, кашляя и фырча, тронулся. Только на полдороге Лулу несколько взбодрилась и осознала: она же в первый раз путешествует на автомобиле! Совсем не страшно оказалось. Такой случай посмотреть поближе, как им управляют! Минуты две с интересом наблюдала, потом села прямо, потом придвинулась поближе и положила обе руки на руль сбоку...

– Это еще что такое?– практически повторил свой первый вопрос Виконт, однако, совсем другим тоном.

– Можно я немножко буду править сама? Ну, хорошо, не править, а просто за эту круглую штуку подержусь, как будто я тоже веду авто...

– Что за метаморфозы? Или там, на вокзале был триумф актерского мастерства? – Он посмотрел на нее и сбавил тон: – Да нет, ты нездорова, это видно.

– Просто я не ела ничего вчера, а сегодня и не спала, устала… А это что у него, гудок?

– Клаксон… Ничего не понимаю. В Ростове что, закончились запасы продовольствия? Ты едешь на обед? Боюсь, ежедневные прогулки с этой целью будут утомительны.

Лулу, вздохнув, заставила мысли вернуться к недавним неприятностям:

– Я поссорилась со всеми, я совсем приехала, вы послушайте…

Но рассказ получился, отнюдь, не драматичным. Вчерашнее ощущение безысходности напрочь испарилось: такое счастье, она добралась, вот Виконт, самый настоящий, крутит руль, передвигает какие-то рычаги… и, кажется, трагедией всю эту ситуацию вовсе не считает: послушал фразы две внимательно и серьезно, а потом стал сопровождать ее пылкое повествование то хмыканьем, то присвистыванием, то выразительными междометиями. Лулу невольно сама подбавила юмора в описание событий. На душе теперь было совсем легко. Только есть хотелось все больше, и чувство голода никакими разговорами не заглушалось. У Лулу уже не хватало запала вдаваться во все детали. Она закруглилась:

– Телеграмма – это так дорого оказалось, я последние медяки из кармана выгребала. В общем, вы поняли, почему я приехала...

– Да, теперь понял: просто захотелось домой.

– А телеграмму мою вы сразу поняли?

– Телеграмма – предмет твоей гордости, я вижу! Разобрал и заслуживаю уважения за это. Тем более, что благодаря соавторству безымянного телеграфиста это творение явилось совершенным образцом абракадабры.

– Ошибок понаставила, да? От волнения, наверное. А каждая ошибка в русском языке вам нож в сердце, да?

– Да. Нож. Вообще, ты щедро мечешь в меня ножи разных калибров. Это я уже не о русском.

– А о чем? За французский я ручаюсь. Неужели арифметика?

– Какая арифметика? Ты доконаешь меня своими фокусами. По-русски твой приезд называется: «свалилась, как снег на голову».

– Вы меня будете ругать?

– Нет. – Сменил он тон. – Буду кормить.

– А вот маман удивится, правда? И рассердится… Ой, а вдруг закричит и сразу отправит назад? Может, тетя...