Третья истина

— Да, да, — заторопилась Лулу, — в реку, завтрак покушать. Можно очьень бистро поправлять внешни вид? У меня эти пьятна, где ударился… красньяки, вот! Может, крем или пудга? Я раньше не положила их. Но я знаю — очень-очень красиво, все закрито, матови…

Девушка заливисто рассмеялась.

— «Пьятна» ей замазывай, гляди-ка! Ну, цирк, а не девочка! Ты бы думала, как маменьке и папеньке в таком виде не попасться. Накажут же, если узнают, что вы дрались, да вся изорвались. Это что же будет, и не представляю! Приведу я вас в порядок, и идите тихонько к себе в комнату и спасибо говорите, что Пал Андреич выручил.

— Тонька! Вышла б, помогла. — В комнату заглянул усатый мужчина в соломенной шляпе.

— Щас, щас, Трофимыч! Да, не входите, я тут барышню одеваю. Не слыхали, как они тут с братом дрались? Вот было крику, визгу! Пал Андреич и тот еле растащил!

— Это что ж, та самая, из Франции барышня? — вошедший с интересом вгляделся в ужасно смущенную своим беспомощным положением Лулу.

— Она самая… И пожалеешь ее, знаете, говорит по-нашему плохо, порядков в доме не знает… Но боевая — ужас! Я, как ее привезли, думала, ну, кукла настоящая! Все реверансики делает, пальчиками платье придерживает, а она почище мальчишки иного — даром, что барин девочку не хотел. Правда, чудасит временами, щас говорит: мажь меня кремами и пудрами, я с Пал Андреичем гулять поеду, каково?

— А ты как же ее понимаешь, сама по-ихнему научилась?

— Считай, что научилась маленько. — Тоня засмеялась.

— Это что же, послабление в режиме вышло? Курнаков вроде: «близко девчонку к сыновьям не подпущу», а теперь за драку учитель ее в этот ихний «мужской поход» забирает?

— Почему мужски? — встрепенулась Лулу, — ведь в фамилие[14] всегда все детьи берутся прогульять себя?

— Да что вы ей говорите, Трофимыч, откуда ей, бедняжке, знать про здешние порядки? Да папенька опять ушлет вас, если будете к братьям вязаться! Не знаю, что Пал Андреич смотрит!

Лулу сникла. Виконт, учитель то есть, опять обманул её, на этот раз из жалости. И общаться с ней он не будет…

Проходили дни, Лулу, зарабатывая новые синяки и шишки, обживалась в доме. Отец с ней почти не разговаривал, но и не притеснял особенно, а Лулу великолепно научилась его избегать. Доминик порой устраивала ей шумные скандалы и не раз обещала «взяться за нее, как следует», но, видно, ленилась доводить обещанное до конца.

И уж меньше всего до Лулу было дело тетке, хотя та и угощала ее под настроение пространными разговорами.

Чаще всего Лулу сталкивалась с братьями, но эти столкновения приобрели характер мимолетных стычек. Изобретательная Александрин блестяще начинала с помощью какого-нибудь хитроумного приема, но в результате оказывалась побитой. Теперь уже не только Дмитрий, но и медлительный Виктор, и толстый Коко вступали с ней в потасовки, после которых Лулу привычно шла к Тоне под лесенку залечивать раны. Тоня встречала ее бесконечными причитаниями, но всегда предупреждала о появлении папаши. А когда Доминик кричала на дочь в ее присутствии, строила сочувственные гримаски. Из гордости Лулу старалась не встречаться и с учителем мальчиков, но часто с обидой глядела, как он занимается с ними фехтованием и борьбой, или как все они уезжают куда-то на лошадях. Виконт, конечно, на золотом Арно.

Несколько раз Доминик говорила, что Лулу нужно взять гувернантку. Но и до этого ее руки не дошли.

Любимым местом Александрин стал сад. Ей было запрещено бегать на реку, но в таинственную глубину сада она могла ходить беспрепятственно с приказанием не опаздывать к обеду.

Усатый Трофимыч, оказавшийся садовником, охотно разговаривал и позволял ей копаться под деревьями и сгребать листья, приговаривая:

— Работать полезно, руки размять. Отцу твоему это не понравилось бы. Ну, Тонька упредит, если что.

Благодаря Тоне и садовнику, Лулу стала лучше говорить по-русски, чем добилась еще большего их расположения. В свою очередь ее заинтересовало то, что Трофимыч, как оказалось, еще молодым парнем побывал на Японской войне, хотя не очень любил об этом распространяться.

— Дядья Гриша! — Лулу перебралась через ветви поваленной груши.

— Здравствуй, барышня! Гляди… Хорошо, что сад не запалился. Слыхала, какая гроза ночью была? Жахнуло в старую грушу и — наповал.

Гроза была! Вот почему она так плохо спала. Металась во сне. Лулу похлопала по стволу:

— Бедное дерево, жалко, да?

— Да нет, вот срубить и правда было жалко, рука не шла, а надо было давно… Не плодоносила… Молодым деревьям ходу не давала, теперь в рост пойдут…

— А будут фгукты? Когда это?

— Смотря какие, груши — только осенью, яблоки тоже, а вот вишан скоро покушаете…

Он пригнул ветку и показал начавшую розоветь завязь.

— Дядья Гриша, — неожиданно спросила Лулу, — ты биль солдат, воеваль, а работаешь садовник, а не сталь офицер, почему?

Трофимыч усмехнулся:

— Ну, что же. Правильный вопрос задаешь. На это свои причины имеются, что не офицер. Так скажем, все живое люблю: деревья, траву, собак и лошадей.