Третья истина

— Вот мать твоя… Сколько лет уже на наших хлебах, а все в тело войти не может. Потому и хворая… Что-то, знать, не так устроено. Одно слово — француженка. Их дело одеться, расфрантиться, да понавешать на себя побольше. А русские — нет, наша кровь даст себя знать! Вот, Павел Андреевич, например, уже, кажется, и чудной, и ездил Бог знает где. И по-французски балабонит так, что и Домна заслушивается. Видно, сама так не умеет. Да и откуда ей, с отцом-торговцем! Верно, вроде наших казаков, язык ломает. Их обычный русский человек и не разберет.

Лулу уже почти перестала улавливать нить теткиных рассуждений, но ухватилась за незнакомое промелькнувшее имя.

— А этот, Павьел Андреш, он кто есть?

— Да Шаховской это, учитель, княгинин воспитанник. Так вот он, хоть и худой, а и сильный, и здоровый! Русского человека никакая заграница не попортит! Вот как Платовские мужики ваш Париж брали…

— Шаковски? — сильно заинтересовалась Лулу, — а княгинь — это кто?

От изумления у тетки поползли на лоб глаза:

— Ну, знаешь… впрочем, что удивляться-то, матушка твоя об этом говорить не любит. Ей не резон вспоминать, что она твоему отцу неровня.

Лулу пропустила мимо ушей все теткины выпады, хотя та явно возвращалась к привычному ворчливому тону.

— Кто ж биль княгинь? — она постаралась задать более понятный вопрос.

— Кто-кто… Да бабушка твоя, Елена Александровна! Она и была «княгинь», — не удержавшись, передразнила тетка. — А вернее сказать — княжна! Портрет в гостиной видала? Ну, такая, вида изящного, благородного …в сером платье, с фестонами?

— Да, да, — закивала Лулу.

— Во-о-т. Это она и есть, мачеха моя… Ну, да на нее грех жаловаться! Царство ей небесное!

— Я уже зналь, что это grandmere, бабюшка, но не зналь имья. А monsieur Шаковски воспи-та-ник? Это ест beau-fils?[10] Не сам рождени син?

— Какой такой «боф»?? — поразилась тетя и явно потеряла интерес к разговору. Объясняй этой девчонке самые простецкие вещи… Кто это, да что это… на каждом слове перебивает, так и забудешь, что сказать хотела. Переваливаясь, но гордо выпятив грудь с животом, Евдокия Васильевна пошла из комнаты. Однако Лулу вовсе не собиралась отступать. Тайна, так занимавшая ее, случайно получила разгадку. Надо только успеть побольше расспросить, пока тетка все еще в духе. И Лулу отважно бросилась за ней. Добывать нужные сведения оказалось трудновато, но усилия Лулу увенчались успехом — тетка снова разговорилась… Ее речь понеслась потоком, на пути которого племяннице приходилось ставить плотины и заграждения из вопросов, слишком часто оказывающихся ничтожными препятствиями для столь бурного течения. И все же кое-что она поняла и узнала.

После обеда весело было бежать по саду, зная, что нет на свете сыщицы более ловкой и умной, чем Александрин. Лулу неслась вглубь сада, напевая на мотив любимой песенки: «Vous parlez trop vite, ma tante, mais je vous ai bien comprise…»[11]

И вдруг яркий свет брызнул в глаза. Сад кончился. Серебристой лентой блеснула река, та самая, которая по утрам манила пленницу, даря мечты о свободе. Опьяненная простором, запахом цветов и травы, Лулу подбежала к реке и замерла перед ней, сощурившись от лучей солнца. Возможностей было так много, родительский дом, с его строгими правилами, казался таким далеким.

…Что же выбрать? Искупаться? Набрать охапку цветов? Пойти дальше вдоль реки? О-о-о! Буквально в ста шагах стояла золотисто-рыжая лошадь под седлом, а хозяина рядом не было! Вообще, казалось, на много-много верст вокруг нет ни единой души. Больше Лулу для счастья не требовалось ничего. Скакать на коне, так, чтобы дух захватывало, чтоб ветер свистел в ушах! Это же предел мечтаний! Не очень задумываясь о том, как она справится с лошадью, впервые встретившись один на один, Лулу подбежала почти к самой лошадиной морде.

Золотистый конь покосился на нее, недовольно фыркнул, но не двинулся с места, а снова опустил голову и принялся, как показалось Лулу, что-то внимательно разглядывать в высокой траве. Раздвинув ее рукой, увидела это «что-то».

… Закинув руку за голову и согнув одну ногу в колене, в траве лежал с закрытыми глазами учитель фехтования. Шляпа с выгнутыми полями свалилась с головы, и конь, наклонившись, ласково дул в пепельные волосы. Не раздумывая о том, нужны ли какие-либо сведения спящему человеку, Лулу выпалила:

— Вы — воспи-та-ник, — щегольнула она русским словом, — мадам Элен Александр, моей бабушки! Вы — учитель фехтования, вас зовут Павьел Андрешь. Я не сомневаюсь в вашем титуле — я знаю: учитель не может быть виконтом!

Не открывая глаз, Шаховской медленно улыбнулся:

— Не привлекает ли мадемуазель прогулка на лошади в обществе непризнанного виконта?

Забыв сообщить массу других интересных сведений о нем, почерпнутых у тетки, Лулу завопила «Да-а-а!» и в этом вопле не было ничего от благовоспитанной барышни. Изумленный такой реакцией, «виконт» распахнул глаза и вскочил с земли.

— А где моя лошадь? — энергично озираясь по сторонам, осведомилась будущая наездница.

— Этот заморенный одер вам не подходит, как я понял?