Третья истина

Вчера, когда их отправили сюда — «отложить разговоры до утра!», — Саше показалось, что спать в такой комнате и в большой компании довольно забавно. Да и устала она порядочно, треволнения дня завершились бурной встречей и ликованием по поводу возвращения комиссара, товарища Ступина, из «ада». Хлопали по плечам, жали руки, обнимали. Саша с удовольствием и возбуждением вслушивалась в слова: «командир», «комиссар», «доложить в штаб», «смена постов». Она была горда Виконтом и охотно делилась со всеми желающими подробностями освобождения комиссара, пока не последовал тот самый приказ: «Разговоры до утра. Утром — к командиру». Виконт, как только они пришли, и Саша расположилась с рассказами у поваленного ствола большущего дерева, осведомился, где у них вода и отошел умываться, и умывался долго, на холоде, не обращая внимания на разговоры. Отправился в какую-то землянку, пробыл там с полчаса и вышел без ненавистной Саше русой бородки. Пусть она густая и мягкая, но, по Сашиному мнению, портит вид, он роднее без нее. Вот тут бы со спокойной и легкой душой — наконец-то у своих — отложив собственные водные процедуры на утро, и поспать бы Саше в той самой комнатке, на десятерых. Все так доброжелательно их встретили, с таким восхищением отдали должное и смелости Виконта, и ее, Саши, героическим действиям, что она наполнилась симпатией к ним по самые уши. Но не тут-то было. Виконт внимательно и даже настороженно оглядел помещение, уселся около стенки и довольно сухо заявил, что спать его лично совершенно не тянет, но она, ребенок, может спать, сколько заблагорассудится, хотя ему вспомнилось кое-что о Летучих голландцах и вряд ли найдется другое время о них поговорить. Разве могла она уснуть после этого? Сначала боролась со сном, а потом вошла в такой азарт, что ему приходилось сдерживать ее громкие возгласы и комментарии.

Все-таки, она отдохнула и, как ни странно, чувствовала себя довольно бодро. Однако нежеланный момент неотвратимо приближался. Саша недаром так оттягивала основательное умывание. Многие слабости ей удалось в себе подавить, но только не боязнь холодной воды. И утром она сильно замешкалась с умыванием, осторожно протирая лицо влажными руками до тех пор, пока сзади нее насмешливо не заметили:

— Ты, ровно девчонка. Красоту боишься спортить, что ль?

Пришлось со всего размаху бросить в лицо полную пригоршню. Тот, который сказал ей насчет воды, не уходил, ждал пока она доумывается, а на обратном пути в помещение пошел рядом и обратился по-свойски:

— А я думал-думал и придумал: точняк, бунт на корабле случился. Фактически! Они куда плыли? Обратно под власть богатеев? А тут, на корабле — свои допекли. Не иначе, с теми рыбаками стакнулись, классовую солидарность проявили, офицеров порезали — и в воду! А те рыбаки, опять же, в классовую солидарность, не выдали — видали их, де мол, утром, а потом куда девались — невдомек! Лихо?

Его маленькие карие глазки радостно блестели, все лицо выражало простодушную уверенность в собственной правоте.

— А вы как все это знаете? Подслушивали, что ли?

— Подумаешь, тайна, а почти никто и не спал, обсудили уж поутру, все похоже думаем. Не каждую ночь же такое! Соскучились все по развлечению, а тут… Не шевелились, чтоб не умолк, и от интереса затаились. Здорово, еще сто раз бы послушал… Я прежде про всяких сыщиков сколько знал! Нат Пинкертон, а еще Шерлок Холмс. И сам разгадывать мастак, видал, как я раскусил?

— И ничего не раскусил, — сердито ответила Саша. Так вот почему ее крики никого «не разбудили». Некого было будить. — Если так, куда же матросы с корабля делись? И потом, среди морских офицеров, знаете, какие герои бывали? Вот Крузенштерн, например, а еще Нахимов, Ушаков, Макаров… Они все о матросах заботились. А вы сразу — резать.

— А он сам-то, дядька твой — из капитанов? Я догадался. А может и вовсе просвещенный, из морского ведомства? Чересчур гладко докладает. А говорили, он свой братишка. Беляка шлепнул… А?

— Вас как зовут? — вместо ответа спросила Саша.

— Жоркой…

— Жорж? Неприятно…

— Новое дело! Чего тут неприятного? Вот, чудак! Ну, пускай Егор …

— Так. Егор лучше. Знаете, Егор, у вас так звучит, что «просвещенный» не может быть «своим». Вы не правы. Это просто значит, что у человека культура и образование проникли в самую плоть и кровь. А этого палача он действительно убил. Левой рукой!

— Да, наподобие… Ступин разъяснил, что такие нужны революции…

Выговаривая Егору, Саша буквально впилась взглядом в показавшегося у землянки высокого человека. Ужасно знакомый! И вдруг, сорвавшись с места, даже немного оттолкнув настроившегося на философский лад Егора, она подбежала к высокому.

— Дядя Гриша! Ой! Вот так встретились! Дядя Гриша! Вот она — я!

Григорий Трофимыч, а это был именно он, сначала, не узнавая, посмотрел на Сашу, а потом звучно хлопнул себя по бокам:

— Ба! Точно, Саня! Как говорится, гора с горой не сходятся… С неба ты, что ли свалилась? Родственники близко, или как?