— Чья она дочь, я тебе потом разъясню. А сейчас, ежели в детдом не хочет, ей лучше здесь остаться, при нас. Ефремычу поможет. А, Санюш? — он развернулся к ней. — У нас и девчата есть. А после победы — в Питер, а может, еще куда… В Москву можно… Вся жизнь впереди, все в твоих руках… Решай, не маленькая уже, и время подумать есть… У меня передых, а победа, она не за горами. Так твою жизнь распишем, как по накатанной дороге пойдет, ты заслужила, Саня, и рисковала, и работала от сердца.
Виконт, взяв Ступина под руку, отвел его к двери, и, разговаривая, повернулся к Григорию Трофимычу и Саше спиной, и спина эта ничего не выражала. Справляясь, насколько получалось, с дрожью в голосе, Саша, как можно громче, ответила:
— Это нечестно! Или мы вместе уходим или вместе остаемся. Поль… Павел Андреевич обещал отвезти меня в Петроград… к дяде. Но если надо здесь остаться… все-таки… нет, — она запуталась и не смогла произнести обычное «правда, Поль?» или «правда, Виконт?». Боялась знакомого безразличного пожатия плечами?
Комиссар кивнул Саше ободряюще, видимо, заметив ее смятение. Григорий Трофимович покрутил головой: — Ну, насильно-то держать не стану… коли решаешь все ж таки, к дяде, так тому и быть… Поезжайте с Кузьминым… А лучше б оставалась…
— Дядя Гриша! — она наспех подала на прощание руку отходчивому Трофимычу, чьи брови уже разошлись, и выбежала за Виконтом, который сразу после ее слов, не оглядываясь, покинул помещение.
Глава 13
Третья лишняя
— … Поэтому, Павел Андреевич, я не женат и не имею детей. А сейчас время и вовсе не для сантиментов.
Кузьмин стряхнул пепел и снова глубоко затянулся. После нелегкого тревожного перехода к Валуйкам наступили относительно спокойные дни. Военный поезд, на который они попали вместе с Кузьминым, уносил их к Петрограду и никаких препятствий на пути больше не предвидится. Но мира и покоя в Сашиной душе нет. Со времени пребывания у партизан Виконт изменился к ней. На первые недоуменные вопросы, которые она, набравшись храбрости, обратила к нему, когда они вышли от Григория Трофимовича, он ответил тем самым пожатием плеч, которого Саша и боялась. Причем, одним на все, дождавшись конца потока слов. Сколько раз она видела этот жест, обращенный к людям, которые были ему глубоко безразличны или даже неприятны! Теперь он почти все время разговаривает с этим худым, словно вылитым из металла человеком, — Кузьминым, бывшим инженером, потом прапорщиком. Несмотря на суровую внешность, на отрывистую скупую речь — после каждой фразы сжимались челюсти и на скулах выступали желваки, — Кузьмин рассказывал о себе много и без дополнительных приглашений. А к ней Виконт обратился только пять раз за три дня:
«Насколько я понимаю, половина вещей осталась в лесу».
«Будет удобнее, если об этом мы с Виталием Константиновичем поговорим наедине».
«Это стекло держится на честном слове, поосторожнее».
«Разрешения на это можно и не спрашивать».
«Разумнее это просто выбросить».
Четыре раза из пяти пустое «это», делающее фразы еще более отчужденными и безразличными.
Что делать? Может, отстать от поезда? Вернется ли он за ней, чтобы найти? Она уже ни во что не верила… Кузьмин задумчиво припоминал, выпуская струйки дыма:
— Тогда было время для посещения театров. Я, хотя по натуре и не сентиментален, любил «Сверчок на печи» по Диккенсу. Святочная сказочка, но после окопных ужасов, согревала душу… Не доводилось видеть?
— В Первой студии МХТ? Видел… Моя спутница истекала слезами.
В прорезь перегородки заглянул солдат:
— Товарищ Кузьмин, вас к начальнику поезда.
— Извините, Павел Андреевич. Придется отлучиться ненадолго.
— Да, да, пожалуйста!
— Ви… Виконт! А вам трудно находить с ним общий язык, хоть он и образованный человек, правда? — несмело обратилась Саша с вопросом, который абсолютно не требовал немедленного разрешения и в принципе ни на чем не основывался. Ничего другого просто не пришло в голову. Не спрашивать же, что за спутница нахально ходила с ним в театр и почему так хочется разыскать ее и, как учил Леха, «отвесить леща».
— Нет, отчего же.
— У вас разные взгляды и интересы… А вы чаю хотите?
— Да, если не трудно.
— Вот, пейте, — она подала ему двумя руками кружку, — а мандат этот у вас? Это то же по значению, что индильгенция?
— Спасибо. ИндУльгенция. Нет.
— На остановке можно мне выйти, посмотреть?..
— Если хочешь.
— Мне не очень хочется. А вам?
— Мне? Нет.
Кузьмин вошел в вагон и возбужденно прошелся вперед-назад:
— Павел Андреевич, новости вот какие: в Смоленске придется задержаться на неделю… Может быть, вам это и не слишком удобно, но я бы не посоветовал продолжать путь без меня. Вы понимаете? — Кузьмин многозначительно посмотрел на Виконта. — Все эти обременительные хлопоты с пропусками… бесконечные выяснения личности… более мучительны, чем задержка на неделю. Что вы решаете?
— Что ж. Время терпит.
— Хорошо, что вы не возражаете, Павел Андреевич.
— Вы в Смоленске на меня каким-то образом рассчитываете, Виталий Константинович?