Третья истина

Лулу поворачивалась под руками Тони, кивая головой. Она отвыкла от такого обращения. Кроме того, ее так заинтересовали слова в начале Тониной речи, что рассказ о распрях маменьки и тетки проскользнул почти незаметно. Лулу огляделась: как все знакомо и привычно, словно, она и не уезжала, и Тоня, такая милая, как подружка… А главное — Виконт, действительно, сам вспомнил о ней — пело в душе Лулу. Ей захотелось вырваться из Тониных проворных рук и помчаться к нему. Но вдруг Лулу охватил приступ ужасного стеснения. На нее уже накатывало такое иногда в Ростове, удивляя своей силой и новизной. В эти моменты она не могла отвечать на вопросы, сама спросить что-то у старших учениц, например, который час, или обратиться к приказчику в магазине… Эти фокусы было настольно чужды ее характеру, что она распознала врага и повела борьбу, заставляя себя именно в такие мгновения отвечать особенно четко, задавать вопросы, ответы на которые ей были не так уж и нужны. Иногда, перегибая палку, даже грубила… Это там. А здесь? Как держаться? Виконт, наверное, ждет от нее остроумия, интересных тем, каких-нибудь взрослых новостей… Чрезмерная ответственность камнем легла ей на плечи. И этот проклятый табель…

— Так где же племянница? — тетку под руку ввел в комнату переодевшийся, улыбающийся Шаховской. Евдокия Васильевна подошла к Лулу и, сжав ее щеки двумя пальцами, неожиданно прослезившись, сказала:

— Похудела-то как! Да-а-а… Домне только бы с глаз долой, а девчонка — хоть помирай, мамаша называется. Таких матерей…

— Ну, трагедии нет. Возможно — свойство возраста, — поспешно вставил Виконт. Он с непонятным выражением рассматривал Лулу, прижавшуюся к Тоне боком.

— Да чего мы тут разговоры разговариваем! — тетка взяла Лулу за руку и повлекла за собой в столовую.

…Снова, снова она сама не своя. Язык прилип к гортани от теткиного взгляда, обращенного к ней. Она с трудом жевала, а Евдокия Васильевна, присев тут же с вязанием, очевидно, ожидала обстоятельных рассказов об учебе и ростовской жизни. Но поскольку Лулу уже битый час упорно отмалчивалась, тетка, довязав очередной ряд, приказала:

— Тонька, зови Павла Андреевича, мы тоже перекусим! — Перебралась за стол и приступила к племяннице вплотную:

— Чего ж не расскажешь ничего? Как там Софья? Все богомольствует?

— Что? — Лулу, не поняв вопроса, подняла глаза от тарелки.

— Как двоюродная моя, Софья, спрашиваю, что ж тут не понять?

— Хорошо, — коротко ответила Лулу, которой не хотелось допустить в неожиданно дарованное небесами летнее отдохновение даже намек на гадких обитателей дома на Береговой.

— Да ты подробнее расскажи, как ее здоровье, как дом, как Филипп? Небось, с год у них прожила… По жене-то, Ариадне, царствие ей небесное, — тетка перекрестилась, — тоскует или как? Софья-то, не пойму, у него вроде экономки, что ль? Иль, как свояченицу, чтит?

— Не буду говорить о них, не буду! — вдруг вспылила Лулу и вскочила.

— Да ты чего, как с цепи сорвалась, а ну, сядь сейчас же! — тетка пристукнула ладонью по столу, — я с ней по-хорошему, а она?

— Представьте, вода в реке уже теплая, — потряхивая влажным чубом, сказал, входя, Виконт. — Приятного аппетита. И мне тоже! — он взял вилку.

— Пал Андреич… — крошечный Пузырев влез в комнату, — пардон, Евдокия Васильевна, — он покачнулся, кланяясь тетке. — П-провизию для г-города самому, что ль прикажете в-везти? Л-людей-то нема?

— Вы свалитесь по дороге, идите, выспитесь, время терпит, — не отрываясь от еды, проговорил Шаховской.

— С-согласен, полнейшим образом с-согласен, — энергично закивал Пузырев и неверными шагами удалился.

— Снова нализался! — плюнула тетка в сердцах. — А ты думаешь, я на тебя управы не найду, коли матери с отцом нет? — цыкнула она на Лулу.

Вилка виконта остановилась:

— Что случилось, Евдокия Васильевна?

— Да вот, полюбуйтесь на нее — грубит ни с того, ни с сего!

Лулу и сама не понимала, для чего надерзила тетке. Может, по ростовской привычке?

— Грубит? Это от плохого ростовского питания, очевидно. А знаете, Евдокия Васильевна, наш добродетельный эконом прав: в самом деле — людей нет. Приближается сенокос, потом жатва, поставки продуктов повышаются с каждым днем, а рабочих рук меньше и меньше. — Ведя этот рассудительный разговор, Виконт поглядывал на тетку со смесью серьезности и лукавства. Та, заслышав свою любимую тему, мигом забыла о Лулу и с жаром включилась в беседу.