И разразился громовым хохотом, заставив подскочить супружескую пару американцев, прибывших из Бостона специально, чтобы пообедать в «Старой усадьбе». Моника удалилась, вновь обдав окружающих парфюмерным духом. Вернувшись, она с удивлением обнаружила, что Жерара за столиком нет. Она остановилась посреди зала, подбоченясь и озираясь по сторонам:
— О-па! Ну и где этот обормот?
Поскольку никто не отвечал, она повернулась к столику, за которым сидели четыре японских бизнесмена:
— Послушайте, вы моего мужика, случаем, не видели?
Один из официантов подскочил к ней и объяснил, что месье вышел в салон покурить.
— Хоть предупредил бы, урод! — во всеуслышание посетовала она, направляясь к своему месту. — Возвращаюсь себе из сортира — и вот те здрасте, никого! Приятно, нечего сказать…
Немного погодя они помирились и заказали в качестве аперитива «Кир Руаяль», который Жерар хлопнул залпом и удостоил тонкой похвалы:
— Хорошо пошла, зараза!
После чего встал из-за стола, чтобы, в свою очередь, посетить туалет, в котором, по отзыву Моники, «с ума сойти как чисто».
Малейссон за соседним столиком явно был уже на пределе. Заказанная им на первое «телячья вырезка с трюфельным соусом» попала ему не в то горло, и он свирепо черкнул пару строк в своем блокноте.
Пьер-Иву Лелюку быстро доложили, что в зале проблема: какие-то два дикаря портят аппетит Малейссону. Шеф проникся серьезностью ситуации и приказал персоналу приложить все усилия, чтобы как можно тактичнее утихомирить этих троглодитов, пока дело не дошло до скандала. В случае необходимости он примет меры самолично. Главное, пусть его держат в курсе! Несчастный не подозревал, что в этот самый миг бессовестный Жерар вытряхивал из спичечного коробка дохлую муху в тарелку Моники, прямо в изысканный «крем-суп из фенхеля с лимонной мятой»:
— Дорогая, позволь-ка…
— Фу, Жерар, гадость какая!
— Гадость не гадость, а кузену Роберу скидочку теперь сделают, вот увидишь! Вот смотри… Человек! Эй, человек!
Официант немедленно подскочил:
— Месье?
— Скажите-ка, молодой человек, это у меня глюки или впрямь у Моники в похлебке муха?
Официант заглянул в тарелку и побледнел:
— О боже!
Жерар тем временем подцепил насекомое на кончик ножа и поднял на всеобщее обозрение:
— Дамы-господа, как по-вашему, вот это вот едят? Может, мясное блюдо такое?
— Мне, право, так неловко, месье… Сейчас заменю…
— Пст, пст! — остановил его Жерар. — Позовите-ка мне главного. Где там ваш Люлёк?
— Месье Лелюк подойдет к вам в конце обеда…
— А я говорю — сейчас! Что он, уж так прямо занят? Зовите сюда Люлька!
— Сейчас пойду спрошу.
— Вот-вот, и пошевеливайтесь.
6. Буран дает себе волю
Робер Путифар со своего насеста заметил, что в «Старой усадьбе» что-то пошло не так, а когда увидел в бинокль, что Пьер-Ив Лелюк собственной персоной направляется к столику его кузена, решил перейти к следующему этапу операции. Он стремительно сбежал по приставной лестнице и со всех ног помчался к своей машине, которая раскачивалась, как корабль в шторм: Буран пытался разнести багажник. Путифар не успел даже пристегнуть поводок — пес так и рванул к ресторану. Безошибочный инстинкт влек его прямо к открытым окнам.
— Давай, Буран! — кричал ему вслед Путифар. — Давай! Повеселись! Пируй! Буянь! Круши! ОТОМСТИ ЗА МЕНЯ!
Он думал о старушке матери, которая волновалась за него, сидя дома. О бедном покойном отце на фото в деревянной рамке. О тридцати семи годах мучений, перенесенных от всех классов. Он снова видел себя, жалкого, растерянного, в день инспекции: «Семь на девять… это будет… э…» Видел торжествующую ухмылку юного Лелюка на задней парте.
— Давай, Буран, давай, миленький! Разнеси все! Гуляй на всю катушку! ОТОМСТИ ЗА МЕНЯ!
Он с упоением предвкушал наихудшие безобразия, какие только мог вообразить, но шоу, устроенное Бураном, превзошло все его ожидания. Добежав до окна, огромный пес взвился в головокружительном прыжке и скрылся внутри. Путифар помчался к своему дереву со всей доступной при его весе скоростью и чуть ли не взлетел по лесенке, но, увы, приземление Бурана увидеть не успел. Вот что он пропустил: