Третья мировая. Трилогия[СИ]

— Тащ капитан, ссыт он чё-то, — высказался со своего лежака вольготно разлёгшийся Кошкин, — наверно боится, что в шпионаже обвинят.

— Ага, заметил, — ответил так же по-русски Булыга и продолжил по-английски, — слышишь, не хочешь знакомиться — твоё дело, но меня зовут… — тут он немного задумался, — слышь, Кошара, как ему сказать, что бы он понял?..

— Да легко, тащ каптан, щас я ему заясню, — матрос повернулся к Симмонсу и продолжил на английском, — меня зови Кэт, Кот по вашему, его зови Стоун, Камень по вашему.

— Котёнок и Валун, — повторил по-своему Марти, а потом, видно решившись, представился, — я Марти, рядовой из хозяйственной обслуги.

— Командир, его Мартой зовут как бабу, — пересказал для Булыги Кошкин.

— Кошак, вот ты лупень, он — Марти! имя у ихних мужиков такое! Полное — Мартин будет.

— Да-да, Мартин, — подтвердил Симмонс.

— Ха, как гуся из сказки про Нильса! — обрадовался Кошкин и почему-то зашевелил ноздрями. — Шеф, сдаётся мне казачок не засланный, а просто марихуанщик заядлый — от него коноплёй за версту разит.

— Да ты откуда знаешь?

— Да запашок какой-то знакомый, щас я его подопрашиваю, — Кошкин поудобнее улегся, примостив перебинтованную руку, и снова обратился к чернокожему сокамернику на английском:

— Скажи мне Мартин, ты… эээ… куришь каннабис?

Негр, поняв смысл слов, испуганно дёрнулся. Ерунда какая-то, на протяжении полутора лет он свой маленький бизнес и увлечения весьма удачно скрывал, а тут в течение нескольких минут русский мальчишка морпех его раскусил.

— Нет, нет! что ты Кот, не курю! в армии дяди Сэма это строго карается по законам военного времени.

Кошкин гоготнул:

— Ну ты поэтому и здесь, а, Марти? Не будешь же ты нам рассказывать, что тебя закрыли за то, что ты расклеивал по острову русские листовки! Ты шпион, Марти! Значит наш! Коммунист или комсомолец?! — матрос "атаковал" словами со скоростью пулемёта, перемежая и русский, и английский.

Симмонсу второй раз стало не по себе. Да он чистый дьявол, этот русский мальчишка-моряк со смешным именем Кот. Куда до него сержанту Керри с его тупыми шуточками и зубодробительными тычками. Вот привязался.

— Да, Кот, я курил каннабис и поэтому оказался здесь, — сознался он, даже вспотев от напряжения.

— Командир, а командир! а сейчас бы дёрнуть бычка с коноплёй-то! Глядишь бы и веселее было, — высказался в сторону Булыги Кошкин.

— Ты же комсомолец, Кошак! отличник боевой и политической, разрядник ВСК (военно-спортивный комплекс), а ориентируешься на разлагающуюся буржуазию, — со смешком ответил Булыга, вслушивающийся в разговор.

— Та не, я так чисто, чтобы боль в своих страшных ранах унять, — сделал серьёзную морду матрос. — Хотя, тащ капитан, сознаюсь, пробовал чутка до службы, хватает этого добра на Советском Дальнем Востоке. Так, чуть напряжение сняло, посмеялись с ребятами, а потом целый казанок картошки умяли.

— Да, ужин у них здесь рановато, я бы тоже сейчас чего-нибудь перекусил и чайку похлебал, — сознался Булыга. — Эй, Марти, а вечерний чай на борту этой коробки матросам полагается? — бросил он на английском Симмонсу.

— Да, Стоун, есть вечерний чай, но я не знаю, дают ли его заключённым, у нас ведь раньше пленных не было.

— Марти, а может всё-таки курнём-то твоей марихуаны, — снова начал приставать Кошкин.

— Кошак, вот если ты раскрутишь его на марихуану, то я и сам курну с вами, — подначил Булыга, — ты с чего взял-то, что у него что-то есть? его же перед камерой досматривали.

— Командир, ловлю на слове! а эту публику я знаю, а вертухай у них туфта — наш зэчара бы сюда и водяры притащил, и закуски, а не то что бычка с коноплёй. Под салютом всех вождей говорю, есть у этого негритёнка что-то в заначке! Помнишь, я ведь местного часового даже на курево раскрутил, а тот и не вякнул на то, что я в камере курил.

Кошкин для натуральности издал протяжнейший печальный стон и, сделав мученическое лицо, приподнялся на лежаке.

— Мартин, а Мартин! угостил бы что ли марихуаной за знакомство? видишь как мне больно…

— Кот, откуда у меня марихуана, меня ведь допрашивали! даже если было бы, ты думаешь, что коп у входа разрешил бы нам курить в камере?

Вместо ответа матрос тяжело встал с койки и, пошатываясь, побрёл к двери решётки, словно вот-вот готов был умереть. Часовой в испуге отшатнулся, но, вспомнив рассказ полицейскогоЮ дежурившего раньше, за винтовку хвататься не стал.

— Что ты хочешь, моряк?

— Закурить дай!

— Пленным не положено! иди на своё место, тебе и так плохо! Иди, не раздражай меня, моряк!

— А нас завтра повезут куда-то, а потом на Аляску отправят и допрашивать будут. Понимаешь, к чему я клоню, Томкинс?

— К чему? Ты откуда мою фамилию узнал комми? — заинтересовался полицейский. Правильно их инструктировали, что с русскими нужно быть поосторожнее. Что-то не совсем правильное и не укладывающееся в мозги стопроцентного янки есть в их поведении.