Третья мировая война. Какой она будет

Однако же российское предложение о контроле над кибервооружениями имеет очень широкие рамки и предусматривает запрет того, чем Российская Федерация занимается каждый день, — шпионажа посредством хакерства. Главный пропагандист российского предложения Владислав Шерстюк в прошлом руководил работой хакеров. Будучи директором ФАПСИ, генерал Шерстюк был коллегой директора Агентства национальной безопасности США. Его карьерный опыт не обязательно означает, что генерал Шерстюк неискренен в своем стремлении запретить то, чем он долгие годы занимался. Технические различия между кибершпионажем и деструктивной кибервойной настолько минимальны, что, возможно, генерал Шерстюк считает, что четкую грань провести невозможно. Или же он пересмотрел свои взгляды. Может быть, он полагает, что кибершпионаж ставит Россию в невыгодное положение. Однако, вероятнее всего, генерал, как и все, кто видел кибершпионаж в действии, с большой неохотой согласился бы отказаться от него.

Кибершпионаж, с одной стороны, значительно проще традиционного шпионажа. Сложно преувеличить, как трудно завербовать надежного шпиона и внедрить его в организацию, чтобы он (или она) смог копировать и прорабатывать существенные объемы ценной информации. К тому же всегда есть опасения, что предоставленный материал сфальсифицирован, а шпион является двойным агентом. Лучшие операции контрразведки всегда начинались с предположений о том, куда противник мог внедрить своих шпионов, после чего с ними выходили на контракт. Агент отсылал не самые важные данные, добавлял кое-какие сфальсифицированные материалы, вследствие чего сведения становились как минимум бесполезными.

Как я проанализировал в книге «Ваше правительство подставило вас» (Your Government Failed You), Соединенные Штаты не особенно сильны в использовании шпионов, или, как называют американцы, «разведке людьми». Причины этого в сложности задачи, нашем нежелании доверять людям, которые могли бы стать хорошими шпионами, нежелании многих американцев становиться внедренными агентами и способности других стран обнаруживать наши попытки шпионажа. Эти особенности глубоко укоренились и обусловлены культурой, они подтверждались шестьдесят с лишним лет и вряд ли изменятся.

Но мы необыкновенно сильны в электронном шпионаже. По сути, наши способности в кибершпионаже компенсируют несостоятельность традиционной разведки. Таким образом, если заставить Соединенные Штаты отказаться от кибершпионажа, это значительно снизит наши возможности сбора данных и поставит нас в невыгодное положение по сравнению с другими странами.

Идея ограничить кибершпионаж требует разобраться, почему к нему не следует прибегать и какие проблемы должен решить его запрет. Хотя Генри Стимсон, госсекретарь при президенте Герберте Гувере, сумел приостановить шпионаж на том основании, что «джентльмены не читают чужие письма», американские президенты в большинстве своем считали сбор разведывательных данных немаловажной основой обеспечения национальной безопасности. Знания — сила. Шпионаж — способ овладения знаниями. Народы шпионят друг за другом как минимум с библейских времен. Знание о возможностях другой страны и о том, как они ведут себя за закрытыми дверями, как правило, способствует стабильности. Необдуманные заявления о противнике приводят к гонке вооружений. Шпионаж избавляет от подобных рисков, как было в 1960-м, когда обсуждался вопрос про «отставание по ракетам», суть которого заключалась в том, что советской ракетный арсенал существенно превосходит наш. Первые американские спутники-шпионы помогли рассеять эти сомнения. Шпионаж предотвращает сюрпризы и необходимость пребывать в состоянии боевой готовности, держать палец на спусковом крючке, постоянно ожидать неожиданностей. И все же существуют некоторые существенные различия между традиционным и кибершпионажем, на которые, вероятно, стоит обратить внимание.