Третья правда

- Э! Так не пойдет! Покажь! - потребовал Селиванов.

Рябинин тоже поглядывал на листок. Селиванов взял рисунок, и лицо его помрачнело. На нем был Иван, всякий узнал бы. Но еще больше там был тот самый святой, чей образ висел в доме Рябинина. И Селиванову стало так тошно, что он, не показав рисунок Ивану, сунул его художнику.

- Убери свое малевание!

Парень пожал плечами.

- Спасибо! До свидания! - сказал он холодно и выскользнул из купе.

- Тебе ни к чему видеть было, - угрюмо пояснил Селиванов. - А то начнешь на лопатках крылышки выщупывать! - Он покачал головой. - Надо же! Сопляк совсем, в мозгах понос, а рука умная! Как это так может быть, чтобы рука умней головы была? И ты вот что мне скажи, Иван: почему люди своим хомутам преданы? Вот эта баба. Пошто терпит и мужика своего и каторгу? Я бы повесился! Как можно жизнь терпеть, когда она нестерпима?! Ведь баба волчицей стала с такой жизни, а за хомут держится! Ты приглядись, Ваня: все злы, как волки, а все пашут и пашут, и копытами не взбрыкнут! Зверь и тот умней, он ищет, где лучше! Пасти обидчикам рвет! Ведь вот заяц, к примеру, на что трусливая тварь, а если коршун его на пустыре берет, так он на спину хлопается и когтями коршуну кишки выпустить может! А с людьми-то что сталось? Промеж собой хуже волков, а с волками хуже зайцев!

- Приехали...- Иван поднялся и снял с верхней полки чемодан.

Селиванов вздохнул и тоже поднялся. Они вышли последними.

- На трамвае поедем?

- Ты что, рехнулся? - гордо вскинулся Селиванов. - Я по тайге всю жизнь мотался, чтобы на этой трясучке ездить? - И потащил Рябинина к стоянке такси.

- Куда поедем, диды? - весело спросил парень-таксист.

- За Ушаковку! - важно ответствовал Селиванов, разваливаясь на сидении. Рябинин, покосившись на счетчик, как на ползучего змееныша, тоже устроился удобнее, а откинуться на сидение его заставил лихой рывок таксиста.

- Ты помягче, помягче! Нам прыть ни к чему, - проворчал Селиванов.

С ангарского моста открылся вид на Иркутск. Иван вздохнул без сожаления.

- Не узнать города!

- Причесали! - согласился Селиванов. - Погляди, как людишки одеваться стали! А ты костюм одевать не хотел! Все свое потомство перепугал бы в том виде!

- И так, поди, перепугаю!

- Не боись, Ваня! - успокоил тот. - К своей родной дочке едешь. А отец, он ведь всегда -отец! Кровь - она главнее всего, она всегда свое слово последним скажет!

- А все одно тревожно на душе! - вздохнул Рябинин, запустив пальцы в бороду.

- Давно дочку не видел? - спросил шофер, не оборачиваясь, но в зеркальце встречаясь взглядом с Рябининым.

- Давненько, - ответил он неохотно.

- Понятно! Бывает.

- Ишь ты, понятливый какой! - усмехнулся Селиванов.

- А чего ж тут понимать! Не первого такого везу! И поразговорчивей бывали! Так что соображаем, что к чему!

- И чего ж хорошего рассказывали те, что говорливые?

- А мы чужих разговоров не пересказываем! - со значением ответил шофер, в зеркальце подмигивая Рябинину. - Из каких будете-то? Из "высоких" или из простых?

- Что?

- Это он спрашивает, из мужиков ты или из звездачей! - пояснил Селиванов. - Из мужиков он!

- Понятно! И много вас там было?

- А сколько осталось, не интересуешься?

Шофер обернулся, удивленно посмотрел на Рябинина.

- А чего, разве не всех выпустили? по культу-то?

- Во! - довольно крякнул Селиванов. - И у этого в мозгах понос! А ты, поди, думал, что у тебя вся правда на ладошке? Направо давай! К новым домам!

Шофер торопливо закрутил баранкой, съезжая в море грязи и спотыкаясь всеми четырьмя колесами на невидимых выбоинах. Рябинин в зеркальце видел его сумрачное лицо.

- Ко второму дому, последний подъезд!

Когда Селиванов расплачивался, шофер спросил:

- Останетесь тут или подъехать, когда скажете? Это я могу...

Селиванов расчувствовался.

- Спасибо, милок! Только сам не знаю, как дело обернется.

- А вы тоже там были?

Селиванов показал кукиш...

У самой двери Иван взял Селиванова за рукав.

- Погодь! Отдышаться надо... Может, сперва один зайдешь, скажешь: так, мол, и так...

- Ага! - язвительно закивал Селиванов. - Так, мол, и так: за дверью папаня ваш стоит, можа, пустите в дом?

- Не понимаешь ты...

- Чего не понимаю, того Бог не дал понимать! Мне своего понятия хватает! А ты свое понимай! Ты ни перед кем вины не имеешь! А пусть мне покажут, кто перед тобой не виноват! Пошли!

И он нажал на звонок.

Взяли длинную, на палец разведенную пилу и распилили человека повдоль, и осталась только половина человека!

Знать бы Ивану, как дело повернется, да разве стал бы он приставать с законом к этому гаду бровастому? Да шут с ним! Пусть бы настрелялся вдоволь да смотался в город. И ничего бы не было... Ничего бы не было? Только подумать, ничего бы не было! Как подумаешь, выть хочется по-звериному и колотиться головой, бить и крушить все подряд! Но ни бить, ни крушить нельзя. Можно только выть негромко, и мотать головой, и царапать ногтями стриженую голову...