Третья пуля

Затем «юрист» сообщил, что контракт по сути своей типовой за исключением пары шероховатостей и что его можно подписывать. Суэггер распорядился прислать контракт в «Адольфус», где он не таясь проживал как Джек Брофи. Ричард был свидетелем при подписании, после чего контракт отослали на подпись Марти вместе с блокнотом, содержащим торопливо накарябанные ночные идеи Боба, в которых Марти теперь мог преспокойно копаться.

Ответ по электронной почте не заставил себя долго ждать.

«Блестяще! Много больше того, чего я ожидал. Плотно увязывается с моими подозрениями, которые я не мог сформулировать. Особенно мне нравится ваше внимание к поведению Освальда в последние два часа свободы. Похоже, что вы заметили те вещи, на которые не обратил внимания никто другой. Всё совпадает с планом, который легко может включать в себя наших друзей, весёлых братцев Хью и Лона, а может и ещё кого-нибудь. Я бы хотел встретиться с вами в Далласе и поведать о том, что станет моим вкладом в наше дело. Думаю, вас это впечатлит. «Французская комната» за мой счёт, конечно же. Тут делить расходы не будем: я так счастлив!»

Через три дня они во «Французской комнате» вкушали резаную морковь, изысканный сельдерей, бедро кролика, замаринованное на три недели в кальмарном бульоне и пирог из тёртого банана под глазурью из мёда и клубники – всё по заказу Марти, бывшего знатоком апострофов и чего-то ещё, что он называл «apercu»[242]. Как на грех, не было рядом и Ричарда Монка, способного хоть как-то поглощать хлещущую через край дотошность Марти и удерживать его от перехода за грань невыносимости.

Наконец, Марти смилостивился и после последнего кусочка кролика поведал свою историю.

-Предположим,– начал он,– что Лон Скотт, всё же никоим образом не бывший социопатом или прирождённым убийцей ни в каких смыслах этих слов, вернулся домой, в Вирджинию в конце ноября 1963 года с двумя чемоданами. В одном была одежда, в другом – «Винчестер» модели 70, который был использован для выстрела взрывающейся пулей в голову Джона Ф. Кеннеди.

Как и любой человек, никогда не убивавший ранее, Лон чувствует раскаяние, сожаление, сомнение и даже презрение к себе. Все эти чувства двоятся, утраиваются и многократно растут с ходом времени, с прошествием месяцев и лет, поскольку за всё это время убитый им человек признаётся общественной культурой в качестве секулярного святого, короля-мученика (вспомните Камелот!) и практически полубога. Лон не может более выносить постоянного присутствия инструмента, сотворившего это деяние и постоянно напоминающего ему о собственной роли в произошедшем, так что велит слугам засунуть его куда-нибудь подальше в чулан. Там оно и лежит.

Что бы мы могли сказать насчёт предмета, который хранит в себе винтовку? Кожаный кейс, скорее всего от «Эберкромби и Фитча»,[243] примерно в ярд длиной и в половину ярда шириной для того, чтобы содержать две параллельно располагающиеся части разобранной винтовки – приклад и железо с оптикой – в бархатной выстилке. Там хватит места и для затвора, и для винтов, двух– или трёхколенного шомпола, нескольких патчей, кисточки, небольшого пузырька «Хопп 9», маслёнки и куска тряпки или замши для протирки.

Могут там быть и два-три оставшихся подделанных патрона, которые вы столь прозорливо предусмотрели. Далее предположим, что металлический налёт с нечищеного ствола будет снят, а исследование методом нейтронной активации увяжет этот налёт с пулей, резко отличающейся ото всех остальных: «Манлихер-Каркано» 6.5 мм, производимой «Западной патронной компанией» в середине пятидесятых. Верно ли я понимаю вашу мысль, Джек?

-Верно, Марти.

-Далее допустим, что в те дни на каждое багажное место вешались багажные ярлыки, вполне вероятно имевшие на себе указание места назначения, – Ричмонда в его случае, – оборачиваемые вокруг рукоятки для переноски и закрепляемые клеем либо липкой лентой, схватывающей оба конца ярлыка. Предположим также, что там стояла дата, а другой ярлык заверял имя и адрес Лона.