— Вполне возможно. А там нет никаких специфических выражений, ничего подобного?
— Нет.
— Нет так нет. Теперь посмотрим, кто в последнюю неделю сентября посещал посольство. Я имею в виду профессиональных разведчиков, не являвшихся его сотрудниками. Из КГБ, ГРУ, военной разведки, даже СМЕРШа — почему бы и нет?[26]
Возможно, тогда существовали разведслужбы, о которых мне неизвестно, связанные с ВВС, войсками стратегического назначения или войсками связи. Эти подразделения плодятся, как грибы.— Плодятся в темноте и процветают в дерьме? — вставила Кэти.
— Я думал, что разобрался во всем этом, но, как выясняется, нет. Вы готовы?
Стронский и Рейли дружно кивнули.
— Михаил, держите фонарь, а я буду вынимать листы по одному. Кэти, как только улавливаете суть, говорите мне, и я меняю листы.
Так продолжалось три часа с короткими перерывами, необходимыми для того, чтобы отдохнули колени, глаза, спина. Тяжелая работа. Казалось, что прошло не три, а все шесть или даже девять часов.
Наконец она вынесла свой вердикт:
— Специалисты по сельскому хозяйству, дипломаты, врачи, юристы, и ни один человек не подходит под определение «секретный агент». Может быть, русские использовали коды в своих особо секретных документах, и «доктор Меньшов, профессор-агроном» означает «Борис Баданов, киллер», но я сомневаюсь в этом.
— Я тоже.
Они проверили все документы, относящиеся к сентябрю, октябрю и ноябрю, вплоть до дня убийства Кеннеди. Преступление века породило массу документов, потребовавшую отдельной коробки, но Свэггер не видел смысла в их изучении, поскольку все, что произошло потом, не имело значения.
— Никаких признаков Джеймса Бонда, — сказала Рейли. — Никаких признаков каких-либо планов, действий, встреч — ничего, что позволило бы заподозрить посольство в косвенной или непосредственной причастности к событиям 22 ноября. Никаких признаков контактов со «специальными гостями» из Москвы.
— Вам попадалось название «Кацивели»? — спросил Стронский. — Это тренировочный лагерь спецназа и КГБ на побережье Черного моря. Там проходили подготовку все «мокрые» исполнители.
— Никакого Кацивели, — ответила Рейли, — ни малейшего намека.
— Как бы то ни было, вашего президента, по всей вероятности, убили эти красные ублюдки, — сказал Михаил. — Они занимались подобными грязными делами по всему миру.
— Если это так, то посольство здесь совершенно ни при чем, и никто из его сотрудников не заметил ничего необычного или подозрительного, — сказал Свэггер.
— Михаил, — сказала Рейли, — отчеты пронумерованы в хронологическом порядке. Я внимательно следила за этим. Стало быть, ничего нельзя вставить или извлечь без последующего изменения нумерации всех документов. Я не заметила, чтобы какие-то листы отличались от других состоянием и качеством бумаги. Кроме того, у буквы «Н» на всех документах плохо пропечатана нижняя часть, и это свидетельствует о том, что все они напечатаны на одной машинке. Эта машинка — какая-нибудь бедная русская девушка, по всей видимости, печатала более сорока страниц в день — совершенно изношена. Мне уже хорошо знаком ее стиль. У нее несколько слабоваты безымянный палец и мизинец левой руки, и поэтому буквы, которые она ими печатала, выходили чуть более бледными. Но по понедельникам у нее был выходной, и ее подменяла гораздо менее аккуратная машинистка. По тому, как неуверенно эта сменщица работала на правой стороне клавиатуры, можно заключить, что она левша.
— Вот это да, — произнес Свэггер с восхищением. — Кэти, вы выбрали не ту профессию. Вам бы быть аналитиком в разведке.
— Я видела на своем веку множество русских документов и хорошо изучила их стиль и бюрократическую культуру. Если в этой стране что-то и изменилось с 1963 года, то только не это. Документы выглядят подлинными, и я не думаю, что кто-то мог прийти сюда и изъять свидетельства визита Джеймса Бонда в советское посольство в Мехико осенью 1963 года.
— Этот чертов Джеймс Бонд, — пробурчал Свэггер. — Вечно его нет, когда он нужен.
На следующий день Боб в качестве «агента Хомана» имел беседу с крупным специалистом по организованной преступности из московской полиции, хорошо известным в международных кругах и в московском представительстве Интерпола, который свободно изъяснялся на английском. Они сидели в его погруженном в сумерки кабинете, на четвертом этаже здания ГУВД Москвы.
— Этот Бодонский — племянник лидера измайловской группировки, на их языке «авторитета», тоже Бодонского, — пояснил инспектор, показывая фотографию из толстого досье.
Свэггер тут же узнал человека, который намеревался переехать его на автомобиле в Далласе. Симпатичное лицо, густые темные волосы, пронзительный взгляд. Наверняка пользовался успехом у женщин. Когда он видел этого человека в первый и единственный раз, его лицо напоминало разбитый о кирпичную стену подгнивший арбуз, застрявший в западне из разбитого пластика и искореженного металла. Не позавидуешь.
— Это был настоящий головорез, очень способный парень. Значит, тот, кому удалось одолеть его, оказался еще способнее.