Третья пуля

— Мы тоже боимся этого здания. У меня был наводчик, мы работали в паре в горах. Толковый молодой парень, храбрый как чёрт, его звали Тиболоцкий. Он был против войны и открыто говорил об этом — его право, разве нет? Но кто-то стукнул в КГБ и парень исчез. Это неправильно, что упорные, смелые бойцы вот так запросто оказываются в камере или ещё что похуже. Потому-то я и ненавижу этих ублюдков.

— Политики — всегда мрази, — ответил Боб. — Я тоже потерял наводчика, и там тоже была замешана политика.[76] В любом аппарате мира политики — всегда мрази.

— Точно, — согласился Стронский.

— Ты решил со встречей?

— Да. Деньги есть?

— В ботинок засунул. Ты доверяешь этому человеку?

— Да. Не потому, что он честный, а потому, что в Москве коррупция — обычное дело. Он всё организует, а если обманет — об этом станет известно, и его делами займётся другой. Так что рынок гарантирует, что этот подполковник всё чётко организует — но вовсе не из чести, которой у него, естественно, нет.

— Ну, если Стронский говорит «да»— я тоже говорю «да». Я верю Стронскому.

— Я такой же мошенник, как и все они. Так что я просто оказываю почесть Брату-Снайперу.

— Ясно.

— Протяни руку под столом. Возьми.

— Что взять?

— Увидишь.

Поглядев на то, что легло ему в руку, Суэггер увидел нечто похожее на «Глок-19»,[77] судя по весу — заряженный, со стволом длиной в три-четыре дюйма Конечно, это был не 1911,[78] но тем не менее весомый по ощущениям и смертельно опасный пистолет с затвором из стали, покрытой матовой керамикой для стойкости. Рамка была сделана из какого-то суперполимера. Поглядев на пистолет повнимательнее и не вынимая его из-под стола, Боб заметил, что он был очень похож на «Глок» — тёмный, без предохранителя и чего бы то ни было, что могло бы помешать быстрому излечению. Плавные, обтекаемые линии пистолета были признаком следующего поколения относительно невыразительного тевтонского кирпича-«Глока», а его эргономика была откровенно лучше: пистолет легко, без усилий ложился в руку. Повернув его, Боб увидел кириллическую гравировку на скобе, а под ней английскую: IxGroup 9mm. Боб заткнул его за пояс позади бедра, прикрыв пиджаком.

— У меня есть враги. Может случиться так, что через меня они на тебя выйдут. Москва полна плохих людей, так что никогда не можешь знать что случится. Этот пистолет свежекраденный с производства, серийных номеров нет. Если попадёшь в переплёт, отстреляйся и сбрось. Его не отследят.

— Это не «Глок»?

— Лучше. Это ГШ-18.[79] Восемнадцать патронов в магазине, двойное действие, тульское конструкторское приборостроительное бюро. Произведён корпорацией «ИксГрупп», принадлежащей Иксовичу, одному из наших крупных олигархов.

— Запомню.

Планы были выстроены.

«Метрополь» — этот знаменитый старый отель, где остановился Суэггер — невозможно было не любить. Богатый своей историей, он также был богато обставлен — видимо, восстановленный с прицелом на соответствие дореволюционной славе. Всё сверкало: стекло, полированная бронза, мрамор — и столь же красивые люди вокруг. Даже шлюхи в баре отеля были первоклассные.

Однако Суэггер пытался видеть его таким, каким отель был в 1959 году, когда на несколько беспокойных недель он стал домом для меланхоличного Ли Харви Освальда, в то время как русские пытались сообразить, что с ним делать. В те дни задолго до падения красного режима и вторжения финского капитала отель, видимо, был помойкой, воняющей капустой, водкой и сортиром — мрачный, сырой и унылый. Он идеально соответствовал беглому американцу — человеку с тёмным прошлым и пустым будущим, который за свою короткую жизнь пока ещё никого не впечатлил.

Вернувшись в номер, Суэггер обнаружил, что Освальд никуда не уходил. Этот мелкий негодяй, излучавший злобу и вызывающий жалость, преследовал его повсюду в номере, который в прошлом мог занимать в качестве политического перебежчика.

Всё дело крутилось вокруг него, не так ли? Бессмысленно было спрашивать «почему». Единственным вопросом было «как».

«Не думай о нём как о человеке»— наставлял себя Суэггер. «Думай о нём как об агенте, приводном механизме, безымянном стержне истории, который сделал то, что сделал, а тебе нужно понять, как он это сделал». Всё было не так просто, как если бы он однажды утром проснулся с мыслью: «Дай-ка я убью президента». Слишком много тут было вовлечённых факторов и слишком много вопросов, которые требовали ответа.

Суэггеру хотелось водки и закурить. Многие люди переживали плохие ночи в «Метрополе» с помощью водки и сигарет. Может, и Освальд тоже, в то время как начальники принимали решение о его дальнейшей судьбе.

Мелкий ублюдок. Кто бы мог подумать?

«Не думай об этом», — снова приказал себе Суэггер. «Думай только о том— как?»