— Пошли! — сказал капитан Валвик. — Усатим их рефеть на стулья фот са этим столиком и опойтем фесь пар. Хр-рм!.. Я сам хочу посмотреть шоу марионеток. Пойтемте. Начнем с этофо краю и осмотрим фесь пар. Фитите ефо? А то я ефо не снаю ф лицо.
Морган его не видел. Он видел стюардов в белых куртках, снующих в толпе пассажиров с подносами; и казалось, все словно сговорились преграждать ему дорогу. Они дважды обошли помещение, однако не обнаружили и следа дядюшки Жюля.
— По-моему, все в порядке, — заявил Морган, промокая лоб платком, когда они вернулись к двери, ведущей на палубу. — Наверное, он спустился вниз, чтобы в последний раз перед спектаклем оглядеть своих марионеток. Все в порядке. В конце концов, ему ничто не угрожает…
— «…Бр-ратва бр-родяжья собралась… — прогудел прямо за ними замогильный голос, — пр-ропиться до р-рубахи. Буянили, горланили и пели кто о чем»…[13]
— Неплохо, совсем неплохо, — добродушно перебил самого себя голос. — Добр-рый вам вечерочек, мистер Морган!Морган круто обернулся на каблуках. Из угловой ниши приветственно поднималась рука доктора Оливера Харрисона Кайла. Прославленный врач сидел за столиком в гордом одиночестве. Обычно суровое лицо доктора Кайла было исполнено радостного величия; может, он действовал чуточку заторможенно, но взгляд у него был мечтательный и добродушный. Доктор величественно воздел одну руку вверх и читал стихи с полузакрытыми глазами. Закончив строфу, гостеприимно помахал им, подзывая к себе.
Доктор Кайл был напичкан стихами, которые так и лились из него; видимо, он был прирожденный чтец-декламатор. Морган понял, что доктор Кайл смертельно пьян.
— «И чокались, и чмокались по десять раз подряд», — провозгласил доктор Кайл с гордым видом первого парня на деревне. — Да! Мистер Мор-рган, наш великий шотландский поэт Р-робби Бернс здор-рово умел писать! И знал толк в жизни! Присядьте, мистер Морган! А может, глоточек виски, а? «Всадили мне две пули под барабанный бой».
— Извините, сэр, — сказал Морган. — Боюсь, мы не можем сейчас присесть, но, может, вы нам поможете? Мы ищем француза по фамилии Фортинбрас; такой низенький, плотный старичок… Может, вы его видели?
— А! — задумчиво произнес доктор и покачал головой. — Не спешите, мистер Морган, не гоните лошадей. Да-а! Выпив такое количество, он взял пер-рвые шесть барьеров, но дальше уже не мог дер-ржаться пр-режнего кур-рса… Вы найдете его вон там. — И доктор показал в самый дальний угол.
Они выволокли дядюшку Жюля из кресла; на его красном лице играла приятная, рассеянная улыбка; вне всякого сомнения, он сладко дремал. Пегги и миссис Перригор прибыли в тот момент, когда Морган и капитан Валвик хлопали его по щекам, пытаясь оживить.
— Быстро! — скомандовала Пегги. — Так я и знала. Встаньте вокруг, чтобы никто его не видел. Дверь прямо сзади вас… вынесите его и снесите вниз.
— Думаете, он очнется? — поинтересовался Морган, не слишком, впрочем, надеясь. — На вид он…
— Да идите же! Не спорьте! Доктор Кайл, вы ведь никому не расскажете, правда? — спросила она. — К началу представления он совершенно оправится. Пожалуйста, никому не говорите. Никто никогда не узнает…
Доктор галантно заверил ее, что будет нем, как могила. Он заклеймил бессовестных алкоголиков и предложил свою помощь в переноске дядюшки Жюля. Однако Морган и Валвик справились сами. Им удалось вынести дядюшку Жюля на палубу и спустить вниз, не возбудив ничьего любопытства, кроме разве что нескольких безразличных взглядов стюардов. Пегги высушила слезы и преисполнилась энергии.
— Нет, не в его каюту — в гримерку у задней двери концертного зала! Ох, будьте осторожны! Осторожно! Куда же подевался Абдул? Почему он за ним не уследил? Абдул будет в ярости; вообще-то характер у него взрывной… О, если мы не сумеем привести его в чувство, некому будет произносить пролог, и Абдулу придется самому играть все роли, но он вряд ли справится один… Слушайте! Слышите? Зрители уже собираются…
Они вышли в коридор, ведущий на правую кормовую часть палубы второго класса, и Пегги повела их по темному проходу. В конце прохода они прошли в дверь, поднялись по крутому трапу и наконец очутились в большой каюте. Пегги включила свет. Откуда-то снизу до них доносились приглушенные голоса; видимо, в зале собралось много детей. Запыхавшийся Морган помог Валвику уложить дядюшку Жюля на кушетку. Кукольных дел мастер был так же недвижим и тяжел, как одна из его марионеток. Когда голова дядюшки Жюля упала на подушку, с губ его сорвался тихий свист. Он пробормотал: «Magnifique!»[14]
— и, блаженно улыбаясь, захрапел.