— Не угадал, — вздохнул он. — Я показал два пальца. Ладно, сейчас будем проходить курс интенсивной реабилитации.
Звучало не очень обнадеживающе. Курс интенсивной реабилитации в исполнении Долговязого не сулил ничего хорошего, так что организм начал самостоятельно входить в норму, лишь бы избежать предстоящей экзекуции. Покалывания прекратились, сердце перестало лениться и начало увереннее разгонять кровь по жилам.
— О, порозовели щечки! — сообщил отставник, доставая из медицинского модуля шприц, размер которого наводил на мысли не столько о медицине, сколько о ветеринарии. — Сейчас мы тебе добавим жизненной силы.
— Э, погоди! — воспротивился я, с огромным трудом принимая сидячее положение. — Ты шприц поменьше мог найти?
— Не дрейфить, охотник! Руку давай!
Попытки сопротивляться ни к чему не привели, Долговязый легко поймал меня за запястье, пошлепал по вене и приложил компрессионный впрыскиватель к сгибу локтя. Я и ойкнуть не успел, как он нажал кнопку впрыска, и мне в кровь влилась какая-то гремучая смесь, от которой по всему телу прошла тугая волна жара. Сердце тут же начало биться сильнее и чаще, а в глазах образовалась просто-таки исключительная ясность.
— Это внутривенный энергогенератор, — объяснил Долговязый. — В твоем состоянии самое то, хотя присаживаться на него не стоит — клетки быстро старятся.
— И сколько же ты у меня лет жизни отнял? — пробурчал я, ощущая, что после дозы этого средства действительно способен на подвиги.
— Лучше посчитай, сколько я их тебе прибавил.
Он подал мне руку и помог подняться. На полу осталась большая лужа океанской воды, которая стекла с одежды.
— В порядке? — спросил отставник.
— Более или менее, — ответил я, стараясь удержаться за поручень в переборке. От безудержной качки начинало подташнивать. — Не узнал, что с транспортником Леси?
— Идем туда полным ходом. Пока ты тонул, нам передали данные с сателлита спасателей. Данные зондирования говорят, что корпус транспортника цел, лежит на глубине тридцать метров. В океане нет никого, все внутри. Так что продержатся. Ты только это…
— Не бери тяжелого в руки, а дурного в голову? — стиснул я кулаки.
— Ну да. Идем в каюту, переоденешься. А то не на охотника похож, а на мокрого пингвина через три дня после смерти.
— Самое время острить, — косо глянул я на него.
До каюты я добрался с огромным трудом, даже с учетом помощи Долговязого. Слишком много пришлось преодолеть трапов, коридоров и высоких порогов. В каюте он выдал мне яркий костюм спасателя, а мокрую форму засунул в прачечный модуль.
— Таблетку прими для разгончику, — он выдал мне крупную оранжевую пилюлю, а вторую такую же проглотил сам.
— Ты из меня наркомана сделаешь, — скривился я, но таблетку проглотил.
Через несколько секунд стало понятно, что не зря — тонус мышц резко повысился, а голова начала соображать на порядок быстрее.
— Ну как? — спросил Долговязый.
— Где ты этого набрал?
— Осталось. Ты просто не знаешь, как охотились в океане лет тридцать назад. Это сейчас надо как следует постараться, чтобы отыскать дикого биотеха в глубине, а вот в мои времена «Барракудами» здешние воды кишели, и «Стрелки» встречались, и «Сирены», и прочая мерзость, о которой ты, может, даже не слышал. И никто никогда не знал, где, как и какая тварь подстерегает. Не было интеллектуальных прицелов, не было тяжелых елдометов с дальностью поражения за дистанцией визуального контакта. И за всю эту технику приходилось работать самим. И мы научились, Копуха, делать себя быстрее «Барракуд», выносливее и точнее «Сирен», а числа с плавающей точкой считать успешнее, чем «Стрелки». Наши химики над этим всерьез поработали. И кое-что из этих разработок у меня осталось в запасе. Техника, знаешь ли, подводит время от времени. А человек попрочнее будет.
— И что, вы все сидели на наркоте?
— Это не наркота, Копуха. Это те ферменты и гормоны, которые есть у торпед, но нет у нас. А ведь у нас с ними есть кое-что общее.
— Что?
— Их конструировали на основе человеческих генов, — огорошил меня Долговязый. — Не знал? Ну так знай, салага. Но мог бы и сам догадаться, откуда у биотехов такие развитые мозги.
Несколько секунд я пребывал в глубоком шоке, мозг работал с лихорадочной скоростью, возможно, не в последнюю очередь из-за таблетки, в сознании складывался узор из разрозненных данных.
— Так вот оно что! — озарение вспышкой осветило мое сознание. — Вот почему из биотехов сделали такое пугало! Не только из-за опасности, которую они представляли в боевом смысле…
— Вот-вот. В официальной версии всегда ищи темный подвальчик. Сейчас об этом позабыли, раньше не говорили, но генетическая опасность, исходящая от существования биотехов, была для Евросовета главным поводом для их тотального запрета.
— А скафандры охотников созданы на другом геноме, поэтому их не запретили! — догадался я.