Третья раса

– Молодцы. Это уже половина дела. Завтракать некогда, так что сразу рвем в эллинг, – он закинул на плечо трофейное ружьишко и первым направился к выходу.

До технической зоны без труда добрались пешком – было недалеко, а автобусы по случаю предгоночной лихорадки шли битком набитые. Попутного пешего народу тоже было полно, причем кое-кто уже не собирался возвращаться в отели до самой гонки, судя по ярким пилотским костюмам.

– Надо было и мне такой прикупить, – спохватилась Леся. – Не в майке же…

– Успеем, – успокоил ее Долговязый. – Главное сейчас катер. А то если не зарегистрируем его к сроку, у нас начнут навязчиво интересоваться, что мы здесь делаем. Мне бы хотелось этого избежать.

Я ничего не знал о здешней системе разборок, но если уж Долговязый старался избежать трений с местными властями, то ввязываться в них действительно не стоило. Его мало чем удавалось напугать, так что даже легкие опасения с его стороны заставляли серьёзно задуматься о перспективах. Кроме всего прочего, нам никак нельзя было сорваться из Ангарной Бухты раньше Молчуньи, а она от участия в гонке не пожелала отказываться, даже зная, что мы отправляемся на поиски Жаба. Сильная женщина, чего уж тут говорить. Хотя у меня возникло подозрение о какой-то корысти в мотивациях глухонемой. Не знаю почему, но не мог я отделаться от ощущения, что эта гонка для Молчуньи имела какую-то особую важность. Большую, чем для любого другого пилота. Я ее неплохо знал, и деньги не были хоть сколько-нибудь значительным стимулом для нее. Поэтому, даже если она собиралась серьезно побороться за место в десятке, премия интересовала ее в последнюю очередь. С гораздо большей вероятностью можно было предположить, что она, по своему обыкновению, придумала какое-то серьезное новшество для поршневого мотора и хотела испытать его в самых жестких условиях, Зная её страсть к механике, в этом можно было не сомневаться.

Еще на подходе к эллингам я пожалел, что не обзавелся защитными наушниками. Грохот и лязг металла, визг механических резаков и шипение плазмы, взревывание мощных моторов – все это складывалось в оглушительную какофонию. Пахло дымом, перегретой стальной окалиной, маслом и растворителем. То и дело нас обгоняли яркие быстроходные кары с кассетами топливных баллонов и с запчастями.

– Наш бокс сто двадцатый, – сообщила Леся.

– Это на пятнадцатой линии, – прикинул Долговязый. – Только держитесь стен, а то сегодня все водители каров с легкого бодуна.

Мы пересекли несколько параллельных штолен и наконец увидели голографический указатель со стрелкой к нашему боксу. Оттуда добраться до места не составило никакого труда, особенно с учетом того, что здесь было не так оживленно, как в ближних ко входу штольнях. И не так шумно, что доставило мне особенное удовольствие.

Пользуясь полученным при покупке кодом, Леся открыла замок бокса, и мы с Долговязым откатили тяжелую дверь на полозьях. Внутри уже стоял корпус с прилипшими кусками оберточного пластика, ящик с мотором и куча ящиков поменьше, с рулями, турбинами к водометам, самими водометами и прочим необходимым оборудованием. Никто этим хозяйством ещё не начинал заниматься.

– Корпус хороший, – оценил Долговязый. – А водомёты кажутся немного тяжеловатыми.

«Ты еще мотор не видел», – с сарказмом подумал я.

– Надо найти кого-нибудь из свободных механиков, – Леся обвела взглядом фронт работ. – Иначе нам и через три дня не управиться.

Однако это оказалось не так просто. Большинство спецов уже заканчивали отладку моторов в соседних боксах, а нам нужно было еще собрать катер. Долговязый отправил меня на поиски свободной смены, но я за это короткое путешествие такого наслушался на разных языках, что по возвращении у меня уши пылали от злости.

– Вот уроды… – сказал я, вваливаясь обратно в наш бокс. – Ни одна тварь не берется помочь. Кто работает, те ни о чем и слушать не хотят, а те, кто свободен, заламывают такие цены, что у меня язык не поворачивается их повторить.

– Эх, Копуха, – вздохнул отставник. – Пойдем, покажешь, кто тут свободен.

– Я с вами! – поспешила заявить Леся.

– Лучше останься, – посоветовал ей Долговязый. – А то я чувствую, что придется употреблять нецензурные выражения.

– Этим меня точно не смутишь.