Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом

Потом, уже после войны, когда мы встретились, она рассказывала, что сцена была почти такой, как предсказал в свое время Вадим. Они пришли, как их всегда ожидали, около шести утра. Были страшно поражены и раздосадованы, что меня дома не оказалось. Звонили куда-то по телефону, по-видимому, спрашивали, что делать. После этого долго ковырялись в вещах, сложили в чемодан все бумаги, наброски статей и переписку. Потом один из них ушел, а другой сказал, что останется до вечера. Аккуратно выходил на каждый звонок в переднюю и к каждому звонку телефона. «Он стоял в дверях твоей комнаты, когда ты позвонил, — рассказывала Нина. — Я немножко растерялась и забыла, что нужно говорить. А потом вспомнила и обрадовалась. Он что-то показывал пальцами, в это время ты положил трубку, — закончила она рассказ, как и подобает примерной и любящей жене, — вот видишь, какой умный мой Вадим». Гость до вечера не досидел. Около трех, взяв чемодан, ушел и больше не возвращался.

Был ли этот визит в общем плане ведущихся тогда арестов членов организации или следствием моего ухода с поста редактора, — я так и не узнал. Может быть, была комбинация обоих вариантов вместе. Арест был намечен раньше, а уход из редакции только делал его менее заметным и исключал возможность комментариев о начинающихся преследованиях ответственных работников Движения. Но и водном, и в другом случае роль Амфлета в этом деле переоценить было бы трудно.

Вечером того же дня с командировочными документами на имя пропагандиста Гражданского управления Комитета я уехал из Берлина.

Глава IV Первая дивизия РОА

Михаил Алексеевич Меандров встретил меня как приглашенного гостя. Когда, после визита в тюрьму, он уезжал из Берлина, я провожал его на вокзал. Через окно вагона он протянул мне руку и сказал:

— Если заметите, что грозит опасность, — приезжайте к нам. У нас другой воздух.

Тогда мне не верилось, что так скоро придется воспользоваться его приглашением и довольно долго потом пользоваться его гостеприимством. И вот — я у него.

Он встает из-за стола, протягивает руку для приветствия и, смеясь, спрашивает:

— Что — гонятся?

— Гонятся ли, не знаю, Михаил Алексеевич, а поймать хотели. — Ну, здесь не поймают. Здесь русская земля, здесь хозяева у нас в гостях, а не мы у них.

Земля была, действительно, здесь русская. Первая дивизия была полностью и по тем временам неплохо вооружена, начинала формироваться вторая. Намечались возможности для формирования третьей. Была в боевой готовности особая бригада, серьезную силу представляла офицерская школа. Вместе с ростом наших вооруженных сил росла и вежливость нашего незадачливого союзника. Не знаю, чем мотивировался выбор Мюнзингена, как места формирования Освободительной армии, но для нас выбор оказался очень благоприятным. Мюнзинген на юго-западе Германии, здесь не предполагалось больших операций, город лежал вблизи швейцарской границы, и поэтому не было большого сосредоточения немецких войск. Бои могли быть севернее, начиная от того места, где немецко-швейцарская граница переходила в немецко-французскую.

Совсем на юге немецкие части были в Италии, но их отделяли от этих мест Альпы. Таким образом, на довольно большой площади немецкой территории была единственная воинская сила — наша первая дивизия. Немцы находились в месте формирования лишь постольку, поскольку необходимо было поддерживать связь и доставлять из немецких складов оружие, боеприпасы, продовольствие и обмундирование. Меандров был здесь начальником гарнизона и одновременно начальником офицерской школы. Он был очень занят и по целым дням не заглядывал домой.

Я, как правило, целыми днями предоставлен сам себе и пользуюсь неограниченной свободой. Здесь много знакомых, друзей. Члены организации есть и в строевых подразделениях, и в штабах, и для того, чтобы встретиться с ними и хоть коротко поговорить, нужно было бы больше времени, чем было у меня.

Иногда я брожу по окрестностям с кем-нибудь из друзей. Издали наблюдаем кипящую в лагере жизнь. Все вечера, иногда до глубокой ночи, занимаюсь подготовкой проекта листовок для того времени, когда мы войдем в соприкосновение с частями Красной Армии.

Вопрос взаимоотношений с западными союзниками к тому времени встал перед нами во всю свою величину.

В продолжение всей войны отношение многомиллионной русской массы к западным союзникам напоминало односторонний и крайне несчастливый роман, с горячей влюбленностью, с одной стороны, и с враждебным безразличием, с другой.