Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом

Другая часть предполагает, что в этой «восточной демократии», кажется, не так уж все благополучно: при более близком с нею знакомстве что-то уж очень она похожа на диктатуру, — о, конечно, не на такую ужасную, какой была диктатура Гитлера, но «подлинной демократией этот оригинальный строй можно назвать только с целым рядом оговорок.

Третьи находят, что за красиво расписанным фасадом советского строя творятся просто безобразия, но безобразия опять-таки — с точки зрения западно-демократической: там царит жесточайшая цензура печати и слова, поэтому оппозиционные правительству группировки лишены возможности организоваться и объединить вокруг себя оппозиционно настроенные элементы страны.

От истины далеки в совершенно равной степени как первые, так же точно и вторые, и третьи. Между всеми этими тремя оценками и действительностью — пропасть. Характеристика советского строя лежит в другой плоскости, даже и не пересекающейся с той, в которой укладываются все эти три определения. Большевизм и демократия отличаются друг от друга не количеством и величиной свобод, а своей органической структурой, своим химическим составом.

Мир большевизма — особый мир. Он ведет жизнь, не похожую на жизнь остального человечества. У него свои интересы, свое понимание жизни, свои заботы и цели, ничего общего не имеющие с заботами и целями других людей. Для исследования иностранного наблюдателя, даже самого беспристрастного и объективного, этот мир почти недосягаем, потому что он лежит по ту сторону здравого смысла, логики и понимания, потому что этот мир слишком чудовищная нелепость, чтобы быть понятым.

Иностранцу трудно понять и поверить, что сейчас, в половине двадцатого века, когда весь мир, казалось бы, стоит на пороге новой эры, когда все человечество стремится к созданию новых, более совершенных форм бытия, стремится к достижению более светлой и более легкой жизни для всех вместе и каждого в отдельности, — есть гигантская страна, где царит мрачное средневековье, где душа и тело великого народа четвертуется ежедневно и ежечасно, где во имя отверженной жизнью неумной и глубокой провинциальной идеи путем жесточайшего террора коверкается здоровая человеческая психология и мораль, растлевается человеческая душа.

Иностранцу трудно понять и поверить, что сейчас, в дни, казалось бы, торжества демократических идей, по-новому утверждающих свободную человеческую личность, на шестой части земной суши черным спрутом распласталась ничем не ограниченная власть одного человека — малокультурного, безграмотно говорящего на языке закабаленного им народа. Человека, который окружил себя таким культом поклонения, каким не пользовался и не пользуется ни один из основоположников религий, который создал вокруг себя такое раболепие, о каком не мог мечтать ни один из монгольских ханов, опустошавших некогда Европу. Самое мимолетное желание этого сверхдиктатора — высший закон для его подданных, его любое преступление, уносящее иногда десятки и сотни невинных человеческих жизней, он заставляет воспевать как высшее благодеяние, требуя потоков исступленной благодарности за свою мудрость и доброту.

Этот человек создал такой рабовладельческий строй, который не с чем сравнить в истории, потому что любое рабство оставляло свободной душу, он же взял под контроль и в эксплуатацию не только мускулы, не только физическую силу, но и самые интимные чувства и мечты. После разгрома созданной Гитлером всеевропейской тюрьмы весь культурный мир стоял в негодующем изумлении перед ее развалинами. Как поверить, как понять иностранцу, что созданный Гитлером строй со всеми его ужасами, концлагерями и тюрьмами — это только бледная копия строя советского.

«Как же люди могут мириться с этим?» — вправе задать вопрос каждый. «Почему не протестуют, почему не восстают? Или, может быть, верно, что каждый народ достоин своего правительства?»

Нет, неверно. Народ, над которым творится это преступление, был и остался таким же, как и другие народы мира, но современная техника властвования и жестокость могут помочь удержаться любому правительству над любым народом, как, конечно, без вмешательства извне на долгие годы удержался бы над европейскими народами Гитлер. Это во-первых, а во-вторых, русский народ вот уже тридцать лет находится в состоянии гражданской войны против оккупировавшей страну чуждой ему и враждебной власти.