Третья стихия

Зигфрид засмеялся. Что может быть общего между ним, Зигфридом Завоевателем, и тем болезненным червяком, прикованным к виртуальной капсуле, которого он сбросил навсегда, как потертые доспехи, в том унылом однообразном мире, где этот червяк влачил когда-то свое бессмысленное существование?

— Умирает? Что ж, пусть так! Что мне до этого жалкого тела и до вашего скучного мира? Он выполнил свою миссию, создав настоящий, высший мир! Этот мир независим, он бессмертен, как и мы в нем!

— Ты ошибаешься. Твой виртуальный мир — лишь производная от мира реального, в котором ты родился и где можешь умереть с минуты на минуту. Как и твой Зигфрид, потому что он также лишь производная от Виталия Калиострова и с его смертью обречен исчезнуть!

Зигфрид почувствовал раздражение. Кто может угрожать ему, познавшему и испившему до конца оба мира, ощутившему всей своей сутью, какой из миров более подлинный? Он-то знает, что неподвластен смерти! Пускай она забирает свою дань — давно заброшенную им пустую оболочку Виталия Калиострова! Никто и ничто не в силах заставить его вновь в нее облачиться!

— Кто бы ты ни был, но ты пришел не по назначению! Ты ошибся, и сейчас я тебе это докажу! Я — не производная от Калиострова, потому что я и здесь остаюсь Хранителем Стихии, способной разрушить ваш проклятый мир!

Он отбросил меч. Здесь все было проще, не требовало таких неимоверных мук и усилий, как в том, несовершенном, мире — стоило лишь захотеть, и могущественный кристалл — древняя угроза и вечный ужас ненавистного мира — уже мерцал, покорный, в его в руках. Здесь, в лучшем из миров, кристалл даже бессилен оказался причинить ему боль! Как просто оказалось решение — покончить с ним раз и навсегда! Почему же он раньше не догадался этого сделать?

Он поднял кристалл над головой, держа его двумя руками, намереваясь разбить о ближайший же камень. Черная тень собеседника метнулась, загораживая мир огромными крыльями, вцепилась, удерживая, в запястья. Зигфрид захохотал. Кто смеет противостоять Хранителю, принявшему решение уничтожить наложенное на него проклятое бремя? Сама Великая Стихия, стремящаяся испокон веков вырваться на свободу, была за него — он чувствовал, как она придавала держащим ее рукам — его рукам! — всесокрушающую мощь! Словно меч, он опустил кристалл на тело черного призрака. Подобно мечу, кристалл вспорол это крылатое тело, отрубив от него изрядный кусок, потом ударился о лежащий позади камень и разбился, словно взорвался — как будто его разорвало изнутри на миллиарды крошечных сверкающих частиц, таких ярких, что окружающий виртуальный мир померк в их свете до полной черноты. Померк, чтобы больше уже не вспыхнуть. Тьма, абсолютная тьма поглотила его, лишь острые осколки кристалла мерцали, разлетаясь, в воцарившемся мраке, наподобие юных звезд в только что взорвавшейся новой Вселенной.

Невольным свидетелем нового вселенского катаклизма был и Михаил Летин, присутствовавший при беседе Карригана с Зигфридом-Калиостровым под видом корявого куста. Теперь, пользуясь наступившим полным затемнением, он вновь преобразился в человека, вернее — думал, что преобразился, потому что себя он не видел, хотя принципиального значения это уже не имело; с внезапным наступлением ночи он ощутил себя одинокой душой, потерявшей собственное тело, плавающей во тьме и не представляющей, в какой стороне ей теперь это тело искать. Михаилу было совершенно ясно, что дело не в аварии отдельной службы, которой не повезло стать местом высвобождения Стихии — хотя служба-то вырубилась, это факт. Но при обычном аварийном отключении их просто выбросило бы в пространство сети. Сейчас же впечатление складывалось такое, будто вырубилась вся сеть — ее попросту не было, сколь бы невероятным это ни казалось. Окажись Михаил в подобной ситуации один, он сразу бросился бы на поиски любых путей, способных привести его в уютные недра собственного реального тела. Но где-то рядом находился Карриган, да еще, насколько мог судить Михаил, — не совсем целый, а расчлененный посредством Стихии перед самым ее разбитием. Так что Михаилу предстояло первым делом отыскать в этой незапланированной звездной ночи Карригана для оказания ему, если это еще возможно, посильной помощи.