Третья стража

Река струилась по равнине широкими плавными петлями. Глеб видел острова, песчаные или заросшие кустарником, видел плывущие деревья, что падали с подмытых водой берегов, встречал ручьи и мелкие речки, впадавшие в большой поток – конь форсировал их в туче брызг и грохоте копыт о камни. Мест, удобных для поселения, попадалось много, и Глеб, озирая окрестности, ждал, что вот-вот взовьется в небо дым очага, мелькнет на реке лодка или другое суденышко, появится распаханная земля, поле, засеянное злаками, и прочие следы присутствия людей. Ничего! Ни лодки, ни дыма, ни поля… Только травы, тростники, деревья, звери и безлюдные речные берега.

Ближе к вечеру он остановился, расседлал Угля, разложил костер и зажарил подбитого дорогой кролика. В этот раз Глеб спал не в зарослях псевдобамбука, а прямо на берегу, шагах в двадцати от воды. Спал, просыпался, смотрел в звездное ночное небо, слушал, как Уголь фыркает и хрупает травой, и снова засыпал.

* * *

На четвертый день совместного путешествия, когда они одолели километров двести или – кто знает! – целых триста, на горизонте появился всадник. Ехал он вроде бы на запад, в сторону от реки, и, заметив Глеба, припустил во всю прыть. Что за лошадь была у него, разглядеть не удалось, но, вероятно, скакун не из последних – человеческая фигурка стала быстро уменьшаться.

– Этот странствующий рыцарь что-то не жаждет с нами познакомиться, – сообщил Глеб своему коню. – Догнать бы надо. Догоним, продемонстрируем наше миролюбие, обменяемся новостями. Я про клыкастого расскажу, а он мне, к примеру, про дракона, похитившего его даму сердца. Так что давай-ка побыстрее.

Он пустил Угля в галоп. На успех погони Глеб не слишком рассчитывал – не таким уж опытным он был наездником, а этот степной житель, скорее всего, вырос на коне. Но, к его удивлению, минут через десять фигурка приблизилась, стала крупнее, и ему показалось, что за спиною всадника болтается какое-то оружие – похоже, арбалет. Но в этом он не был уверен – Уголь, подминая траву, мчался стремительными плавными скачками, и Глеб почувствовал, что усидеть на его спине не так-то просто. Он обхватил бока скакуна ногами и согнулся, прижавшись лицом к шее коня; что-то разглядывать в такой позиции было делом затруднительным.

Внезапно Уголь прянул в сторону, и справа от Глеба свистнула стрела. Очевидно, всадник догадался, что от погони не уйти, и начал решать проблему по-другому. Глеб выпрямился и, вцепившись левой рукой в уздечку, поднял правую над головой. Его ладонь была раскрыта – универсальный жест мира, понятный человеку любого племени. Наверное, стоило поднять обе руки, но он боялся свалиться.

Они настигали жителя степи. Глеб ощущал, как напрягаются мощные мышцы вороного, но дыхание коня было мерным и ровным, ритм движения не сбился ни на секунду, шея оставалась сухой и не пахла потом. Этот скакун был создан для бега – для бега, погони и битвы. Он нес всадника точно пушинку.

Опять стремительный рывок в сторону. Краем глаза Глеб заметил, как в землю воткнулась стрела. Еще один талант вороного – похоже, он умел беречь себя и хозяина от всего, что летело слишком быстро и казалось слишком острым.

Глеб закричал. Крик без слов, не воинственный, а долгий и протяжный. Рискуя свалиться, он вскинул обе руки, и Уголь, словно почувствовав его неуверенность, замедлил бег. До степного жителя было метров сорок или пятьдесят. Он обернулся на скаку, увидел пустые ладони Глеба и опустил свое оружие. Теперь его можно было разглядеть – арбалет, точно арбалет! Но арсенал степняка этим не исчерпывался – у седла висели связка дротиков, копье и клинок с длинной рукоятью.

Всадник дернул повод, и его лошадь перешла с галопа на рысь, потом на шаг и, наконец, остановилась. Медленно приближаясь, Глеб разглядел, что конь – серый, дышит тяжело, и с его губ срываются клочья пены. Что до Угля, тот казался свежим, как майское утро.

Серый конь был поменьше вороного, но все же крупнее земных скакунов. Может быть, поэтому всадник в высоком седле выглядел особенно маленьким и хрупким – не мужчина, а, скорее, безусый подросток лет шестнадцати. Но арбалет он держал твердой рукой, и стрела была нацелена прямо в лоб Глебу.

– Шокат? – требовательно спросил он. И снова: – Шокат?

Голос мелодичный и тонкий, отметил Глеб. Похоже, в самом деле мальчишка! Но в полном воинском убранстве – кожаный доспех, шлем, сапоги, и вооружен основательно, даже за поясом пара кинжалов.

Он вытащил свой топорик и бросил на землю. Следом полетели копья.

Юный всадник внезапно уронил арбалет на шею скакуна. Его рот округлился в изумлении, темные глаза раскрылись шире. Он вытянул руку, показал на вороного, потом на Глеба и прошептал:

– Хаах! Иннази! Иннази уна шомидра тлем барга!

Глеб пожал плечами.

– Прости, парень, не понимаю. Давай начнем с чего-нибудь попроще. Ты – человек, и я – человек. У тебя конь, и у меня конь… – Тут он похлопал вороного по шее, а затем ткнул себя пальцем в грудь. – Конь! Человек!