Третья тропа

А чудо все-таки совершилось. Одно ребро катушки наткнулось на невысокий крепкий пенек. Она круто вильнула влево, обдав ветром Славку, всей своей тяжестью ударилась в высокую ель и замерла под нею. Шурша посыпались шишки и хвоя. И наступила тишина.

Волоча ноги по земле, Славка подошел к такой теперь мирной катушке. И здесь расслабляющая дрожь охватила его. Он сел и затуманенно посмотрел на подбегавших со всех сторон мальчишек.

Сергей Лагутин пощупал раздробленную до древесины еловую кору.

– Ну, Славка!-он оглядел столпившихся у катушки ребят.- Видали, какой у нас командир!

Мальчишки еще не совсем очнулись от пережитого страха. Вовка Самоварик досадливо надул щеки. Все произошло так быстро, опасность была так велика и близка, что он лишь теперь вспомнил про фоторужье и представил, какие могли бы получиться кадры.

К Славке Мощагину подсел Богдан, спросил:

– На что надеялся?

Хотелось Богдану понять, что заставило Славку поступить именно так. Ведь не мог же он серьезно думать, что остановит катушку и сам останется цел и невредим.

Славка долго молчал. Ребята расселись вокруг, ожидая ответа на вопрос Богдана. Славка виновато улыбнулся.

– Спроси что-нибудь полегче.

– Помню, случай такой был, – тихо произнес Кульбеда. – Маневры шли. Ну и потребовалось ночью переправить бронетранспортеры через озеро. А готовых плавсредств – никаких. Используй что под руками!.. Навалили, значит, лесу, связали плоты – отчалили. . . Что там, почему – неизвестно, только один плот до середины озера доплыл и крен дал. Пополз бронетранспортер по скользким бревнам. А внутри-то солдаты! Кувырнется броневая коробка в воду,- считай, погибли!.. Откуда ни возьмись – гвардии старшина Грехопуд. Видит – плохо дело! Сел он на плот и ногу свою под транспортер сунул. . . Бронетранспортеру – что нога, что спичка. Знал это гвардии старшина Грехопуд, а не мог удержаться – стоять и смотреть, как солдаты на дно канут. . . Ногу ему все-таки малость помяло. Но не из-за нее, конечно, не из-за ноги гвардии старшины Грехопуда остановился транспортер. Скользкое место, может, кончилось, или еще что… В общем, переправились нормально… Гвардии старшина Грехопуд еще прихрамывал маленько, а ему уже медаль вышла. . . За что? . . За готовность, за жертвенность солдатскую! . . С той медалью он еще строже стал – спасу нет! А любили его как родного. . .

ВСТРЯХНУТЬ ИХ НАДО

На четвертый день к вечеру основные работы по благоустройству лагеря были закончены. Присланные шефами электротехники проверили проводку и подключили ток. На просеках загорелись яркие фонари, в палатках зажглись лампочки. Мощные динамики сухо защелкали с фонарных столбов. Голос капитана Дробового начал проверочный отсчет: «Раз. . . два. . .

три. . .».

Все работало нормально.

На штабной поляне уже высилась мачта для флага, укрепленная в злополучной катушке. Тут же стояла небольшая трибуна.

В расположении первого взвода была оборудована спортивная площадка, а за мастерской – плац для военных занятий.

Быстрота, с которой обживался лагерь, объяснялась просто: за что бы ни принимались мальчишки, все трудоемкое, тяжелое было уже сделано шефами. Ребятам оставалось выполнить завершающие работы.

Была проведена и граница, за которую переступать мальчишкам не полагалось. Капитан Дробовой самолично, без помощников занимался этим делом. Привязанная к кустам и деревьям тонкая бечевка на уровне груди опоясывала со всех сторон территорию лагеря. Желтые флажки висели на равных промежутках по всей длине веревки.

– Череп нас, как волков, обложил! – говорили мальчишки.

Черепом они звали капитана Дробового за бритую голову,

а про волков говорили без злобы – понимали, что граница эта условная, рассчитанная на добровольное подчинение.

Утром на следующий день, до завтрака, все четыре взвода стояли на штабной поляне. Флаг был уже поднят, и подполковник Клекотов заканчивал короткую речь, посвященную открытию лагеря.

– Моя мечта, – говорил он, показывая всем пачку каких-то листов, – чтобы эти рапортички взводных командиров стали краткими и содержали две фразы: «Все в порядке. Происшествий и нарушений не замечено. . .» Но пока – вот полюбуйтесь! – Клекотов под общий негромкий смешок вытащил из пачки и расправил исписанный целиком лист с приклеенной внизу дополнительной полоской бумаги. – Видите – места не хватило на ваши художества! . . Если б с самого начала действовала утвержденная вами шкала наказаний, я думаю, мы ходили бы уже не по земле, а по ковру из волос, срезанных с голов провинившихся!

Смех усилился, а Клекотов, выждав, продолжал:

– Моя мечта – вернувшись вместе с вами в город, услышать приблизительно такой разговор. «Что это вдруг так спокойно у нас стало?» – спросил бы кто-нибудь из нашего района. А Другой бы ответил как нечто само собой разумеющееся: «Разве не знаешь? Лагерь вернулся!» Это про наш лагерь пусть так скажут ! Про наших ребят, которые не только сами больше не нахулиганят, но и другим не дадут!

Еще громче засмеялись мальчишки – такой неправдоподобной показалась им мечта начальника лагеря.