Третья цифровая война: энергетика и редкие металлы

Такое стремительное нашествие мобилизовало такие средства, что уже начали говорить о «китовой индустрии»: эта сфера ежегодно производила 40 миллионов литров жира, и страны даже воевали между собой – и в Японском море, и на северо-востоке Тихого океана – за контроль над лучшими зонами добычи. Но очень скоро этот ресурс стал иссякать. Люди перебили такое количество китообразных, хищническая эксплуатация морей достигла таких угрожающих объемов, что охота стала более трудоемкой, жир менее доступным, и цена на освещение поднялась.

Должны ли были люди отказаться от дорогого освещения по причине неразумного управления ресурсами? Нет и нет: в 1853 году польский фармацевт Игнаций Лукасевич изобрел лампу, которую надо было заправлять более функциональным и простым в использовании топливом – керосином. А так как китовый жир стал менее доступным, люди, естественно стали выбирать эту более дешевую замену. Черное золото должно было стать новым идеальным топливом… до той поры, пока в следующем веке не пришло время электричества.

Для многих историков и экономистов этот рассказ о китовом жире содержит в себе привлекательную идею. По сути, наше легкомыслие должно было заставить нас поумерить аппетиты и уменьшить количество освещения, мы же, столкнувшись с нехваткой одного ресурса, нашли способ освещать еще лучше с помощью другого – нефть обеспечила нас удивительными источниками устойчивости и процветания. Казалось бы, можно провести параллели с современностью, с XXI веком, так как в ближайшее время могут появиться совершенно новые источники энергии. Ученые говорят о наступлении эры лазерного синтеза или магнитного удержания плазмы, о водородном и магнитном транспорте, и даже о солнечных электростанциях, размещенных на околоземной орбите[459].

Кроме того нынешние «зеленые» технологии улучшатся: так, мы работаем над заменой кремния в солнечных панелях намного более эффективными и чистыми фотоэлементами, созданными из перовскита, на основе минералов[460], и над сокращением двух третей выброса СО₂, выделяемого при изготовлении электрических батарей. И тогда мы обязательно испытаем огромные технологические скачки, такие как хранение электричества или внедрение новых материалов с революционными свойствами. Следовательно, огромное количество инноваций могут сделать все предупреждения экологов недействительными, все пойдет по привычному сценарию, ведь обычно каждый раз, когда есть угроза исчезновения источника энергии, мы уже знаем, чем заменить его[461]. «Трагедия» желаний, которую очень точно подметил ирландский драматург Бернард Шоу («В жизни есть две трагедии. Одна – не добиться исполнения своего самого сокровенного желания. Вторая – добиться». – Прим. пер.), вкупе с нашей неутомимой изобретательностью уводит нас от бездны, обеспечивая выживание и жизнестойкость.

Но из истории с китовым жиром мы можем извлечь и другой урок: кризис, вызванный истощением его источника, сто пятьдесят лет назад вынудил нас пересмотреть наши методы потребления. Однако это размышление не было доведено до логического конца. С тех пор история постоянно повторяется: новые ресурсы подходят к концу по мере того, как мы меняем энергетическую модель, и нет предпосылок к тому, что это остановится. Сегодня, как и завтра, новые энергетические технологии потребуют использования неизвестного, природного или синтетического, сырья. Полимеры, наноматериалы, побочные продукты промышленных процессов, биоресурсы или, например, рыболовные отходы станут частью нашей повседневности. Мы также хотим использовать водород и торий, эксплуатация которых сильно повлияет на экологические процессы. Мы будем очищать биотопливо третьего поколения, которое станем искать в безводных пустынях и океанских глубинах, используя в высшей степени сложные химические методы. Мы будет повторно перерабатывать растительные масла, животные жиры и плоды цитрусовых, используя энергоемкие логистические сети. Мы будем вырубать миллионы гектаров леса, который переработаем на титанических лесопилках…

Все ресурсы будущего поставят нас лицом к лицу перед новыми, постоянно меняющимися вызовами. Не пора ли уже спросить самих себя: каков смысл технологического броска, который мы совершаем в таком едином порыве? Не абсурдно ли проводить необратимое изменение природы, которое отравит всех нас тяжелыми металлами еще до того, как мы доведем его до благополучного конца? Можем ли мы всерьез отстаивать конфуцианскую гармонию посредством материального благосостояния, если это приведет к новым болезням и экологическому хаосу, – то есть к прямой противоположности этой гармонии?

В конечном итоге, что хорошего в прогрессе, если он не создает прогрессивного человека?