Третья Твердь

Полегли в могилы. Каждый с женой.

Полегли в могилы. Каждый с войной.

Покатила по дорогам война.

И я писал танго и вальсы,

И я писал танго и вальсы,

На Шар земной облокотясь.

Он в темь летел, меняя галсы,

Войной сигналил, не таясь.

В гуманность веру скрыв бравадой,

Рвал на куски он штат Неваду,

Как русский на себе рубаху —

Семипалатинские страхи.

О как тайга горела славно,

И джунгли лезли под топор!

В окно июль глядел как вор,

И танки поступью державной

В оперативный шли простор.

Судьба наверное. Отвага

Не много стоит без любви.

И мы за честь родного стяга

Сумеем потонуть в крови.

Да и "враги" ничем не хуже —

Играют новеньким оружьем

И, Родину свою любя,

В свободу верят и в себя.

Кто первый крикнул в мир, – Скорее

Крушить ракеты в лом и в хруст?!

Карман давно российский пуст.

Мы вместе вырвем кнопку "пуск"

И только вместе подобреем.

РАЗМЫШЛЕНИЯ У РЕКИ ХОР

Облака текут над рекою,

Будто чистые чьи-то печали.

Я с протянутой честной рукою

Как в начале стою, как в начале.

У истоков первого часа,

Время пущено – тикает, сволочь.

Будет все: и горе, и счастье.

Будет утро, вечер и полночь.

День. Успеем еще помолиться…

Выйдут предки к речному обрыву;

Зашумят пушистые птицы,

И река – звериная грива —

Под крутым первобытным ветром

Дыбом встанет, путая струи…

Должен петь я при всем при этом —

В меру весел. Старые струны.

Кто меня о таланте спросит,

Кто в моей усомнится силе?

Здесь любовь понимают просто —

Как свое воплощение в сыне.

А потом он и сам разбудит

Запах трав таежных и реку.

Будет счастье, и горе будет,

Как положено человеку.

Но внезапно вернется горе,

И недолго пребудет счастье.

И не тайны спят за горою,

А секреты воинской части.

На хрена мне огни Нью-Йорка,

Недомолвки и перебранки! —

Бедный Йорик, – шепчу. – Бедный Йорик…

А в руке – консервная банка.

ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ

В неудобное для бреда

Время утренней печали,

В ночь с восьмого на седьмое

Непрерывно падал снег.

Я из города уеду —

Что-то мысли измельчали,

Что-то денег я не стою,

Что-то мне не верен век.

Сколько снега! Сколько снега!

В двух минутах от побега

Я подсчитываю звезды

И оглядываю даль.

До свиданья, до свиданья!

В двух минутах от прощанья.

Возвращаться слишком поздно,

Расставаться очень жаль.

В декабре унылый ветер обласкает мою душу,

В январе мороз коварный отберет мое тепло.

В феврале метель да вьюга на меня тоску обрушат.

Города, страницы, страны тусклым снегом замело.

Нет, не право на ошибку

И не время на раздумья —

Мне дана одна свобода

И дорога вдоль зимы.

Нагадай же мне удачу,

Белоликая колдунья,

Будет вера у народа —

Будет небо у земли.

ЛЕС

Там, где ели до неба, до гроба любовь,

Там, где звезды похожи на взгляды зверей,

Мы на листья прольем нашу свежую кровь

И уйдем сквозь пожары чужих октябрей.

Будет желтое пламя глазницы лизать,

Будут ветви трещать под напором небес.

Будет скользко катиться по коже слеза,

И соблазны безумцам нашептывать бес.

Нас обступит бензиновый сумрак дорог,

Нас дороги в бетонную тьму уведут, —

Там у запертой двери бродяга продрог,

И недобрые песни в подвалах поют.

Осторожные тени крадутся вдоль стен,

И кривые деревья дрожат на ветру…

Словно вязкая лимфа из порванных вен,

Выползает строфа на бумагу к утру.

Добрый лес? Это сказки больных горожан,

Анемичная память уставших детей.

Трупы елей под снегом вповалку лежат,

А деревьям живым не удрать, не взлететь.

Долго небо держали, растили стволы,

Корневую систему крепили с трудом,

Но блеснули веселые зубы пилы,

И голодные люди построили дом.

И вонзили – звенящее – в землю сверло,

И устроили гвалт, и затеяли пир.

Горло леса сжимали, пока не свело

Спазмой горло, и вздрогнул нехоженый мир.

Кровь хлестала, как водка из бочек царя,

И железные губы припали к струе,

И гремел вертолет, над тайгою царя,

И звереныш не вырос, а лишь постарел.

Сколько выпито… Боже, хватило б и нам

На штаны и рубаху, на стол и на кров.

Помню – сладко текла по казачьим усам,

Только в рот не попала пахучая кровь.

Кровь Земли, что в цилиндрах моторов горит,

А моторы убийц разжиревших везут.

Выживают по правилам этой игры

Те, кто вовремя кровь городам отдают.

Кровь Земли, кровь людей, кровь зверей и дерев…

Отливает кровавым напиток владык.

Вот и воздух уже меж домов поредел,

И застенчивый шепот сорвался на крик.

Навалилась на сердце бетонная тьма,

И двуногие братья вцепились в траву,

Но и тем не хватило любви и ума,

Кто цианистый привкус почуял во рту.

Семя в землю заронишь – и вырастет злак.

Слово выкрикнешь в небо – зажжется звезда.

Ни одно из деревьев не сделало зла,

Так зачем же я память о них воссоздал?

Рухнет кедр на землю, и царственный ствол Обратится в бумагу для записи слов.

Я топор отшвырну.

Я присяду за стол

И пойму, что отныне к позору готов.

Покинули куклы футляры

Покинули куклы футляры

И мимо домов побрели.

И даже перпендикуляры

Изящный наклон обрели.

Внутри деревянных строений

Мы правду сумеем сказать…

Лишь тени от стихотворений

Наш мозг продолжают лизать.

Ответственный за переделку,

Доверчивый, как бегемот,

Я вилкой пробрался в тарелку,

Но спрятал улыбчивый рот.

Глаза для просушки повесил

И уши засунул в карман

Хоть знал, что больное Полесье

Укуталось в рваный туман.